нелепо; на ее спине лежала кожаная попона с ремнями, на которых держались две большие корзины. Однако он заметил, что это не беспокоит кобылу и даже не замедляет ее хода.
– Как ты приучила ее к этому? – спросил Дануг.
– Приучила к чему?
– Ну, почему она идет на твой свист?
Эйла задумалась.
– Понимаешь, Дануг, я и сама толком не знаю. Пока я не подобрала Вэбхья, мы с Уинни жили одни в долине. Она была моим единственным другом. Она росла на моих глазах, и мы учили… учились друг у друга.
– А правда, что ты умеешь разговаривать с ней?
– Мы учились друг у друга, Дануг. Уинни не могла говорить, как люди. Я учила… ее привычки… ее знаки. Она учила мои.
– Ты имеешь в виду ручной язык, которым говорит Ридаг?
– Отчасти. И животные, и люди – все имеют свои знаки. Даже ты, Дануг, ты произносишь слова, но знаками можешь сказать больше. Ну… то есть ты говоришь, даже когда не говоришь.
Дануг озадаченно нахмурился. Ему не особенно понравилось странное направление, которое принял их разговор.
– Я ничего не понял, – сказал он, отводя глаза.
– Ну, понимаешь, – продолжала Эйла, – словами не передашь того, что можно передать знаками… Ты ведь хочешь сесть на лошадь, верно?
– Гм… да, конечно. Я хотел бы.
– Хорошо… Сейчас ты поедешь на ней.
– Ты не шутишь? Я действительно смогу прокатиться на ней, как Лэти и Друвец?
Эйла улыбнулась:
– Пойдем, надо найти большой камень, это поможет тебе сесть на лошадь первый раз.
Поглаживая и почесывая кобылу, Эйла разговаривала с ней на том особом языке, который совершенно естественным образом выработался у нее за время общения с животными; этот язык включал в себя знаки и слова клана, какие-то странные звукосочетания, которые Эйла когда-то сама придумала для своего маленького сына, а также звуки, издаваемые животными, которым она научилась отлично подражать. Она сообщила Уинни, что Дануг хочет проехаться верхом и что эта поездка должна быть волнующей, но не опасной. Юноша узнал несколько ручных сигналов, которым Эйла научила Ридага и остальных обитателей стоянки. Он очень удивился, осознав, что немного понимает, о чем Эйла говорит с лошадью, однако это нагнало на него еще больше страха. Она разговаривала с лошадью, но, подобно Мамуту, общавшемуся с миром духов, использовала при этом и какой-то магический язык, известный только посвященным.
Трудно сказать, понятен ли был этот язык лошади, но по действиям своей хозяйки, помогавшей высокому молодому парню сесть верхом, она поняла, что ее ждет нечто особенное. Уинни уже воспринимала Дануга как знакомого и заслуживающего доверия человека. Его длинные ноги почти доставали до земли, и пока он не давал кобыле никаких ощутимых указаний относительно предстоявшей поездки.
– Держись за гриву, – инструктировала Дануга Эйла. – Для того чтобы тронуться с места, чуть наклонись вперед. Если хочешь замедлить ход или остановиться, то сядь прямо.
– А разве ты