решаете подобным образом, то вряд ли вы их решаете успешно!
– Ну, это не вам судить! – разозлился Дорохов – еще одно слово и он кинется на нее с кулаками. Ненависть немного отвлекла его от головной боли, и он постарался открыть дверной замок.
– Даже не пытайтесь – сигнализация сработает, – невозмутимо предупредила Инна, продолжая сидеть на диване в гостиной.
Рой подошел к хозяину, заглянул в глаза и выразительно посмотрел на собачий лаз во входной двери – подсказал выход.
Со своего места Инна хорошо видела происходящее в прихожей.
– Не советую – опять застрянете, – съязвила она и, вспомнив живописную картину их встречи, прыснула в кулак. – Вот охрана опять посмеется!
– Ну, вы!!! – сжимая кулаки, Дорохов шагнул от двери. Едва сдерживаясь чтобы не заорать, он тяжелым взглядом уставился на обидчицу. – Откройте дверь!
– Открою. И что дальше? – насупилась Инна, тоже сжимая кулаки – ее начинала бесить невоздержанность мужчины (ну, пил три дня – пора и меру знать!). – Пойдете по домам искать выпивку, а потом опять завалитесь сюда? Нет уж! Хотите уходить – уходите совсем! Оставаться с запойным мужчиной в доме я не собираюсь!
– Ну и вали отсюда!
– С радостью! Но на кого же я оставлю дом и собаку? На вас? Как же, держите карман шире – вам у меня веры нет! Лучше будет, если вы свалите отсюда!
То, что его крика и сжатых кулаков не испугались, Дорохова ошарашило – раньше от одного его взгляда подчиненные тряслись, как осиновые листочки, а теперь… теперь даже «наглая баба» смеет огрызаться. Кулаки его сами собой разжались, плечи опустились – он, почему-то, думал, что он все тот же: властный и строгий, а на деле оказалось, что никто его не боится и никому он теперь не нужен.
Инна заметила произошедшую перемену и сменила тактику – переговоры были куда лучше военных действий.
– Могу предложить огуречный рассол – говорят, помогает. В банке осталось несколько огурчиков – можете их съесть…
Неожиданная обжигающая нутро жалость окончательно добила бывшего полковника. Вот он – его конец! Только унизительную жалость теперь испытывают к нему люди! Жалость и презрение! А раньше…
Нет! Он не будет вспоминать о прошлом!
– Выпить бы… – униженно произнес он и, злясь на себя за безволие, низко опустил голову.
Сердце Инны вдруг сжалось от нехорошего предчувствия и простой человеческой жалости – что-то страшное случилось у этого большого, нескладного, какого-то помятого человека. И это страшное, и непоправимое «что-то» согнуло его, придавило и наверняка сломает. Сломает, если кто-нибудь не поможет ему подняться, протянув ему руку и подставив свое плечо, чтобы он мог опереться…
Но причем здесь она?
У него же есть родственники, близкие – вот пусть они и занимаются его проблемами: вытаскивают, отряхивают, поддерживают. Они его знают, любят – вот пусть и заботятся…
Вспомнив о близких, Инна вздохнула – кому, как ни ей знать, что не все можно