Обидно было другое – права его жена, опять права. Вот как это так, что один человек других насквозь видит, как его Марина, а второй – как слепой котенок, как он, тычется носом, да по этому самому носу всю жизнь получает. И люди эти, которые его матери дороже родного сына оказались, окончательно испортили ему настроение. Они все-таки буквально заставив его пообещать, что он проведает какую-то мерзкую старуху – эмигрантку и передаст ей привет от них. Вдруг мысль, мелькнувшая у него в голове, поразила его настолько, что он инстинктивно дернулся, и «Жигули» вслед за ним и только чудо спасло его от того, чтобы слететь с мокрой дороги в кювет.
Кузин принял вправо и плавно остановился. Дождь барабанил по стеклу, отдавая ему в голову. Он вспомнил, что в письме не упоминался ни Виталий, ни Наталия. Письмо было подписано: «Ваш Сергей». Правда для «привета» на словах ничего такого говорить ему не велели, а сказали передать именно привет от них. Что это такое было непонятно, но мысленно Кузин похвалил себя за то, что, несмотря на недовольство матери, смог отказать этим странным людям и не взял их письмо. Хотя особой его заслуги в такой силе характера не было, он просто представил себе, что устроит ему Марина, если он проколется в этой поездке. И чтобы жена не нервничала, рассказывать ей о том, что все-таки придется проведывать чью-то престарелую тетю в Париже, Леонид не стал. Но Марина все равно что-то почуяла:
– Чего хотела от тебя твоя мать? – спросила она с порога, уставшего как собака Кузина.
– Дай хоть разденусь и умоюсь с дороги, – он попытался пройти мимо нее.
– Иди, умывайся, – милостиво разрешила она, – только скажи, чего хотела.
– Да ничего не хотела, просто повидаться.
– Ну-ну, что-то не верится.
Кузин, стараясь не смотреть жене в глаза, ушел в ванную.
На следующий день у него ломило все тело и саднило горло. Вначале Кузин мужественно решил перетерпеть, но вскоре понял, что без жены ему не справиться. Марина не стала его «пилить» за то, что поехал к матери и вот поэтому и простыл, а наоборот, деловито начала изгонять из мужа хворь, которая могла бы помешать такой долгожданной для них обоих поездке.
К вечеру Кузина совершенно «развезло», горло уже болело по-настоящему, и он неожиданно покаялся перед женой:
– Эх, дурак я, дурак, не надо было в Калинин ездить! Да еще эти люди с письмом.
Марина замерла как охотничья собака, учуявшая лису:
– Какие люди?
И Кузин ей все рассказал. Ему даже легче стало от этого, и горло вроде как стало меньше болеть.
Марина то, что он письмо не взял, одобрила.
– Чушь какая-то, – вынесла она вердикт, – отсюда они посылать бояться, потому что французская почта потеряет, а оттуда не бояться, вроде бы там эта почта другая!
Она еще добавила кое-что нелестное в адрес свекрови, но Кузин уже этого не услышал, сон навалился на него неожиданно, и он уснул и проспал, не просыпаясь, всю ночь беспробудно. Зато утром проснулся здоровый и бодрый, вроде как не было у него никакой болезни.
Конференция