с пастелью.
Пахомова выудила из кармана кофты очки, нацепила на нос и, перегнувшись над низким штакетником, пристально рассмотрела коробку.
– А-а, карандашики, – протянула она. – Вот это хорошо. Ксеня порадуется. Спасибо, милая! Сколько я тебе должна?
Она полезла в другой карман, словно собираясь немедленно отсыпать Маше горсть мелочи.
– Что вы, Тамара Михайловна! Это просто так, в подарок!
– Ну хоть цветочков возьми. Да не тех, не выполотых!
Она скрылась во дворе и вскоре вернулась с пучком небольших фиолетовых и розовых астр.
– Красивые какие. Спасибо!
– На здоровье! Ксеня! – вдруг тонко и пронзительно выкрикнула Пахомова. – Ксения! Иди сюда!
В доме прошуршало, но никто не отозвался. Маша взглянула на Тамару Михайловну – слышала ли она этот звук?
– Уроки свои, должно быть, учит, – с осуждением пробормотала Тамара. – Я ей передам твою коробочку, не бойсь.
Маша бережно перехватила цветы под тоненькие ребристые стебли.
– Тамара Михайловна, – небрежно спросила она, будто только что вспомнив, – а кто жил в пятнадцатом доме на Школьной?
Тамара задумчиво пожевала сухими губами.
– Дай-ка сообразить… В пятнадцатом, пятнадцатом… Это какой же?
– Третий за поворотом. Перед ним ещё бузина старая.
– А, бузина! Марина Мякинина там жила.
«Мариша»!
– Где она сейчас? – спросила Маша.
– Марина-то? Померла она. В прошлом году померла.
Маша поблагодарила и отошла, но от дороги снова вернулась к палисаднику.
– Тамара Михайловна!
– Ась?
– А как она выглядела? Марина Мякинина.
Старуха поправила на голове платок.
– Ну как… Обычно выглядела. Женщина как женщина. Рослая. Молодая. Волосы рыжие, навроде твоих.
8
Вот все и объяснилось, говорила себе Маша на обратном пути. Имена похожие, и волосы рыжие, и возраст близкий – не удивительно, что Колыванов перепутал, он, должно быть, эту Марину-Маришу много раз провожал до дома по стариковской своей галантности. И тут ему снова подворачивается рыжеволосая женщина. Память дала сбой.
Астры покачивали мохнатыми головками в такт ее шагам.
Официальных улиц в Таволге было четыре. Улица Ленина, переименованная в девяностых в Центральную, улица Гагарина – в честь одноименного совхоза. Школу в Таволге построили, но так и не открыли, а длинное одноэтажное здание приспособили под клуб. От него отсчитывала начало Школьная, бывшая Советская. Четвертая же улица была, по сути, нагромождением переулочков, тупиков и проездов на задворках Гагарина и Центральной и носила название Лесная.
Дойдя до развилки Гагарина и Школьной, Маша несколько секунд постояла, раздумывая, а затем свернула на Школьную.
Змеиный ствол бузины перед домом она увидела издалека. В первую секунду ей показалось, что под бузиной кто-то стоит, но она прищурилась – и иллюзия растаяла. Где-то лаял Цыган. Перекрикивались