и другие виды спорта, которым ни разу в жизни не занимались. Но не говорите, что не видите смысла в жизни, что она пугает.
Вениамин пропустил пряди волос через пальцы, убирая их с лица.
Купить машину, чтобы ездить на работу, а ездить на работу, чтобы отдавать кредит за машину.
В понедельник ждать пятницы, потому что выходные, а в выходные ждать понедельника, потому что провести полных два дня с женой невыносимо. Ты сидишь перед телевизором, потому что, казалось бы отвык от дней, когда не нужно спешить к бумажкам, документам и каким-то файлам на стареньком компьютере.
Весь год ждать лета, потому что там месяц отпуска. А потом рассказывать коллегам, как потрясающе ты отдохнул на море.
Похвастаться друзьям, показать фотографии.
И какой в этом смысл?
– Эй, сынок, все нормально? Ты чего здесь стоишь?
Вениамин дернулся, оборачиваясь. Рядом стоял полицейский. Он был в теплой дубленке и с красным носом. Ему, наверное, было не меньше шестидесяти. Черты лица были искажены добрым нравом, а глаза светились верой в человечество, которую он умудрился сохранить до таких лет.
– Да, нормально, – ответил мужчина, – просто не особо хочется возвращаться домой.
Полицейский, тот напоминал доброго дедулю, понимающе улыбнулся, подходя ближе.
– Никто не ждет? – он поправил дубинку на поясе.
Вениамин хмыкнул, не зная, что ответить. Жена дома, но ждет ли? И не скажешь сразу.
– Больше нет, чем да, – после, казалось, бесконечно длинной паузы, сказал Вениамин, опять поворачиваясь к реке лицом.
– Это как? – непонимающе нахмурившись, спросил полицейский.
Вениамин хмыкнул, дернув плечами. Как будто пытался пожать ними.
– Меня вот, уже не ждет моя старушка, – вздохнул мужчина, – а когда жива была, пусть земля ей будет пухом, ждала с каждого моего дежурства. И я летел, как влюбленный подросток, – опять наступила долгая пауза, а полицейский опять тяжело вздохнул, – но ничего, ничего. Теперь она меня на небесах ждет.
Вениамин хмыкнул, не желая навязывать мужчине свое мнение, что никто его там не ждет. Вот умер человек и все. Прах прахом и ни души, ни памяти, ни сознания. Одна жизнь, какие-то жалкие шестьдесят лет, в среднем.
– Ты бы не стоял здесь, – отходя, сказал служащий закона, – не хорошее здесь место. Тьху, не хорошее. Частенько ребятишек вылавливаем с реки этой.
– Прыгают, что-ли? – хмуро поинтересовался Вениамин.
– А как же? Дурачье. У самих ещё молоко на губах не обсохло, а они решают, что жить не хотят, вот и летят птичками.
– Я пойду тогда, – мужчина отошел от поручня, бросив взгляд на небо усеянное созвездиями, – жена дома.
– Ну вот и правильно, – довольно сказал полоцкий, поправив фуражку, – чего тогда сказал, что никто не ждет? Беги, не давай скучать ей.
Вениамин шел по знакомым улочкам, ловя открытым ртом холодный воздух. Пальцы уже так сильно пощипывало, что не отличить это от равномерного, пекущего ожога.
Он засунул