стороннему наблюдателю. Твердой опоры под ними не было. В работе физических законов Единого Измерения материя играла далеко не первую роль. Чаша измерений так же парила в пространстве, плавно покачиваясь и иногда резко и мелко сотрясаясь от воздействия потоков энергии, излучаемых саарами.
При пристальном рассмотрении в этих существах можно было различить фигуры, почти не отличающиеся от человеческих, разве что они были исполинскими в сравнении с людьми, и обладали более изящными и мягкими очертаниями, окутанными ореолом яркого белого света.
– Ты хорошо понимаешь, что он натворил, Метатрон. Проявление свободной воли у любого из нас влечет за собой образование брешей в Завесе и аномалии в процессах формирования материи! – Кальмия, несмотря на глубокое почтение к Метатрону, решительно напомнил о том, что было важнее всего прочего.
– Неужели ты помыслил, Кальмия, что я забыл законы Вселенной? Мы все подчинены им и не можем выбиваться из всеобщего потока бытия. Но Рафаил как-то смог. Как-то и зачем-то он это смог. Кроме того, я слышу громкую поступь смены эпох. Вселенная перерождается. И не исключены отклонения от привычного уклада вещей.
– Мы все ее слышим, брат, – вступил в дискуссию Аф.
Строго говоря, обитатели Единого Измерения не используют слова в обычном понимании, понимании человеческом. Слова им не нужны. Те, за кем мы наблюдаем на бескрайних просторах своего воображения, вещали вибрациями самой Вселенной, понимая друг друга на глубочайшем уровне бытия. И, тем не менее, им были не чужды определения и понятия, используемые менее развитыми расами. Знакомы им были и эмоции, отражающиеся на их лицах в момент переживаний.
Однако эти эмоции являлись чистым проявлением течения жизни разумной Вселенной, и даже озадаченность, которая лежала на лицах этих высших существ, была одухотворенной и не противоречащей естественному порядку вещей. Не порождающей тревоги и страха. Обитатели Единого Измерения были свободны от страстей. Но неприятный инцидент поколебал текущий порядок вещей. Хотя, с другой стороны, можно ли чему-то удивляться, когда во Вселенной бесчинствует Хаос с его безумными слугами?
– Рафаилу повезло, что он получил шанс прожить земную жизнь. Там есть много приятных вещей, – купол сферы весело замерцал в танце оттенков, когда заговорил Аф.
– И много вещей, находящихся на противоположном полюсе от понятия «приятный», – резонно заметил Метатрон.
– Вечно ты выражаешься абстрактно!
– Именно, Кальмия, – Метатрон плавно повернулся в сторону Кальмии, обратив на него суровый взор, которому придавал еще большей суровости длинный диагональный шрам, пересекающий лицо, словно след от шасси самолета, совершившего аварийную посадку на кукурузном поле. – Вечно. И намерен еще столько же.
– Этот гад тебя «наградил»? В храме?
– Да, полоснул меня адским пламенем. Не имеет значения.
Возникла пауза. Она длилась один век. Через