надо за неделю с полным пансионом, – неожиданно для самого себя предложил Тим.
– Да у меня и сдачи-то с таких денег нет, господин хороший. Вы уж не обижайтесь на старуху. Потом заплатите, когда пожелаете.
Тим пожал плечами, и сел за стол. Только сейчас он понял, как замерз и устал. Бабкин чай пах незнакомыми травами, пирожки с капустой таяли во рту.
После еды сразу потянуло в сон. В соседней комнате стояла необъятных размеров кровать с кучей вышитых подушечек. Маленькое окошко выходило на задний двор и стену соседнего дома. Но Тиму было не до красот. Как только за бабкой закрылась дверь, он разделся, влез на предложенное ему ложе и утонул в мягких перинах. Ему вспомнилось, как когда он был маленьким и все они еще жили вместе, мать качала его на руках, и ему было так же уютно и мягко, как на этой перине. Он заснул, успев еще подумать о том, что перин теперь не бывает, и они, наверное, ровесники резной кровати.
Вряд ли его сон был бы так спокоен, знай он, что происходит за дверями спальни. Бравый фонарщик, обеспечивший ему приют на ночь, никуда не ушел, а напротив, терпеливо дожидался чего-то, прохаживаясь вдоль соседнего дома и стараясь не мелькать перед окнами бабкиной квартиры. Наконец, когда Тим уснул, Пелагея вышла на крыльцо и поманила его к себе.
– Он? – спросил фонарщик.
– Точно он, – заверила его старуха. – Одежа чудная, и денег куры не клюют. Выложил мне такие тыщи, что я и не видала никогда.
– Тыщи – то тут причем? Что он говорил?
– Молчал все больше и по сторонам оглядывался. Да ты не сумлевайся, ступай. Наше дело доложить, а господин квартальный сами разберутся, тот или не тот.
– И то верно, – согласился фонарщик. – Ладно, пойду. А ты смотри, чтобы не вышло чего, уйдет – сама знаешь, обоим нам не поздоровится.
– Спать он будет, не раньше завтрева проснется.
– Опять твои штучки? Ох, Пелагея, отравишь ты кого-нибудь своим зельем.
– Нешто я не понимаю? Ступай, ступай, ночь на дворе, тебе, полуночнику, все одно, а порядочные люди отдыхают.
***
Утро пришло в комнату шуршанием бабкиных тапок за стеной, красноватым светом, отразившимся от стены соседнего дома и высветлившим на полу потертый вязаный коврик.
Тим проснулся от биения собственного сердца и сразу все вспомнил. Открыл глаза, но не пошевелился, из-под ресниц разглядывая комнату. Что-то в ней было не так.
Занавески чуть шевелились, словно за ними прятались любопытные, ждавшие его пробуждения. Часы на стене, комод, не такой как дома, а старинный. Ну и что? У стариков часто все обставлено мебелью, купленной в молодые годы. Привыкают и ни за что не хотят менять.
На табурете рядом с кроватью Тим обнаружил свою одежду, вычищенную и даже, кажется, отглаженную. Вот бабка дает! За это, небось, тоже денег попросит. Кстати, почему она вчера с него ничего не взяла? Да и что это за цена такая – пять рублей за комнату?
Тим вскочил с кровати, натянул джинсы и футболку, взялся за ветровку и первым делом проверил карманы. Все было на месте: и телефон, и ключи, и деньги. Купюры