улыбаясь, из спортивного автомобиля выбрался Зигмунд Левоневский. Известного лётчика мгновенно окружила стайка поклонниц в экзотических боа из перьев марабу. На трибуне, украшенной кумачовыми лентами, пилота ждали седовласый губернатор, облачившийся ради такого случая в расшитый золотом парадный мундир, и депутат думской партии социал-демократов с красным бантом на кожаной тужурке.
Что происходит с пространством и временем, постичь невозможно. У Ленара сложилось впечатление, что участвует в спектакле психбольницы. Но выбирать не приходилось. Он давно заметил: стоит на мгновение усомниться в действительности, как сразу в организме образовывается острая нехватка эндорфина, оттого что только он способен подружить две абсолютно враждебные субстанции – правду и вымысел. В них надобно верить одновременно, иначе жизнь приобретает совсем никчёмный смысл, этакое броуновское движение атомов в безграничном космосе. Во всяком случае, маэстро решил не подавать вида, что смущён местными субботниками и обратиться к Фиме с невинным вопросом:
– У вас всегда так, или крупно повезло с забегом?
– Что? С каким забегом?
– Левоневский с губернатором целуются? Неприлично ведь коммунисту, прославленному лётчику с царским генералом и взасос?
– Совсем обарсучились на своих болотах! Вы что думаете, сейчас это важно? Перед лицом мировой угрозы все патриоты обязаны крепко сцепить локти для отпора акулам империализма! Не сегодня завтра война, а мы отношения начнём выяснять у всех на виду?
– А как увязываются с этим эксы, убийства правительственных чиновников?
– Боевая организация эсеров стоит на другой политической платформе, чем марксисты. Они приспособленцы, – с негодованием ответила Фима. – Даже не понимаю, как я могла им доверять раньше. В 1905 году отказались нас поддержать. А я им средства добывала для борьбы.
– Ага, ничего не понял, но на душе стало значительно легче.
– Вот, видите, – сверкнув глазами, констатировала Фима, по-своему истолковав реплику. – Что планируете делать?
– Примем участие в качестве смелых зайцев. Поддержим авиацию империи, так сказать, персонально! Воспользуемся митингом и проникнем в чрево пролетарского писателя. Идёмте, надо срочно найти комбинезоны и бочку с топливом.
– Подождите, а как я объясню товарищем свой полёт с идейным врагом?
– Для контроля. Нельзя, чтобы коммунисты бессовестно занимались агитацией пролетариата, в то время как вы рискуете жизнью, уничтожая душителей народа. Согласны?
– Точно, потом в «Правде» напечатаю статью о перелёте.
– В «Правде»? Разве это не рупор большевиков? Или я что-то не понимаю?
– У них и напечатаю, чтобы не зазнавались! А кто мне запретит?
– Серафима, вам никто. Только безумец решится на подобный выстрел.
– Правильно. Лично ликвидирую, как врага народа.
– Извините за глупый вопрос, а Максим Горький уже умер?
– С чего вы взяли? Жив и здоров,