змеи-ночи. Король-подменыш, что более не был королем, осторожно прихлебывал будоражащий сердце ветерок с мятным запахом утра, наслаждаясь каждым крохотным глотком. Он не знал, кто именно вынес его из слизкого зоба костяной темницы, когда её утроба уже почти начала переваривать заглоченную добычу. Не знал, но намеревался это выяснить. Потому что такие долги нужно платить в первую очередь.
Понятно, что вскрыть костяное брюхо могла только фоморка. Хотя, быть может, и Эрме отчасти приложил к этому руку. Старый волшебник невероятно хорош в своем деле, этого у него не отнимешь. И все же заглавную партию точно играла Эйтлинн. Вот только эта попытка, кажется, едва не убила ее саму, так что завершать начатое определенно пришлось другим.
И ведь их собралось тут несколько сотен! Может быть, даже тысяча фейри – разных: молодых и старых, женщин и мужчин, тех, с кем его пути когда-то уже пересекались (а от тех свиданий у них могли остаться нешуточные шрамы), и тех, кому повезло избежать подобной встречи. И все же они пришли. Пришли, чтобы помочь Этт вытащить его поганую задницу. Он не знал этого наверняка, но чувствовал, потому что групповые мысли такого масштаба читать очень легко. Может быть, конечно, она попросту промыла им мозги, что так превосходно умела делать… В конце концов, он ведь даже толком не знает, на что она способна.
Или…
Если они, в силу какой-то немыслимой и совершенно непонятной ему причины, пришли сюда по собственной воле, и пришли вовсе не для того, чтобы похоронить его, а, можно сказать, напротив – откопать… Ну, тогда ты просто по уши в долгах, Дэ Данаан. Утешает хотя бы то, что это не те долги, какие можно уплатить одной лишь кровью. И ещё…
Это чувство пьянило. Терзало тоже – клеймило раскаленным железом, яростно бичевало, волочило волоком, – но пьянило куда больше. Чувство бесподобной, до преступного прекрасной свободы. Так, должно быть, чувствовал бы себя какой-нибудь никудышный мессия, на которого наконец махнули рукой и… позволили просто жить. Жить, не заморачиваясь, не боясь оступиться на каждом шагу, не думая о том, каких непоправимых последствий будет стоить Вселенной его ошибка. Сделаться крохотной, никому не интересной былинкой, соломинкой, влекомой беспечным потоком…
Эйтлинн прижимала к себе Лу с такой одержимой силой, что Киэнн начинал всерьез побаиваться, как бы фоморка не сломала малышу ребра. Она определенно осознавала, что происходит – что произошло – и уже вовсе не казалась такой решительной и уверенной в своем выборе. В подтверждение этому холодная, чуть влажная ладошка излишне торопливо скользнула по его предплечью, пальцы судорожно сжались. Вопрос застрял у нее в горле, но она сделала над собой усилие и хрипло выплюнула его:
– Ты… разве… не заберешь?..
За что же ты меня так ненавидишь, Этт?.. Киэнн мысленно разжал кулак и выпустил помятого мотылька – блаженное чувство свободы не быть королем.
– Заберу, – как ни в чем ни бывало кивнул он. И внутренне проклял себя за это согласие. – Но не прямо сейчас.
И, в ответ на ее виноватый, но все же требовательный взгляд, нехотя пояснил:
– Понимаешь, Глейп-ниэр… Она очень не любит, когда ее передают из рук в руки слишком часто. А сегодня это и без того случилось уже дважды. Еще разок – и она может сойти с ума. А значит: начать убивать не того, кого следовало. И притом без всякого промедления.
Киэнн перевел долгий просительный взгляд с Эйтлинн на Лу. Собственно, чем мог помочь ему малец, которому от роду-то, небось, пару дней? Но если Этт не поверит ему сейчас, все они окажутся в такой глубокой жопе… А она не спешила верить. Не хотела. И у нее были на то все основания: в конце концов, кости лживых пастушков всегда глодают волки.
И внезапно Киэнн и сам перестал верить себе. Подтвердить истинность его слов не мог никто: все это хранилось лишь в его собственной памяти под грифом «секретно» – потому что ни один уважающий себя Дэ Данаан, не считая бесстыжего подменыша, не стал бы этого разглашать. И никаким неживым носителям информации короли Маг Мэлла также своих знаний не доверяли. Но что, если это и впрямь всего лишь предрассудок? Глупая старая легенда или ничем не подтвержденная гипотеза? И тогда какое он имеет право перекладывать этот гребаный «крест» на плечи младенца?
– Ладно.
Киэнн вдохнул, зажмурился, и в очередной раз протянул руку к тоненькой витой цепочке, которую в народе кличут Серебряной Плетью.
Плеть взвыла. Надо думать, никто, кроме Киэнна, не слышал ее воя, и он им всем сейчас искренне завидовал. Пальцы неприятно хрустнули, колени подкосились, на сгибе локтя расцвел огромный пунцовый волдырь, как от укуса чудовищной осы. Перед глазами поплыли ядовитые радужные разводы. Рот, нос и уши точно набили стекловатой. Сквозь ее рваные клочья Киэнн отдаленно слышал, как кричит Этт, но не мог понять ни слова. Как если бы она вдруг заговорила на незнакомом языке…
Когда в глазах немного прояснилось, он обнаружил, что Лу стоит на земле, справа от него, и смотрит не по-детски сурово и решительно. А Эйтлинн сидит рядом на корточках, и вроде бы пытается привести его самого, лежащего на земле, в чувства.
Киэнн слабо усмехнулся:
– Кажется,