начали стрелять, мне, как молодому человеку, сначала было страшно. Я старался особо не высовывать голову, когда это было не нужно, особенно после того, как на восьмой день войны мой командир взвода, старший фельдфебель, был застрелен в голову, определенно снайпером.
– Вы тогда знали о приказе о комиссарах?
– Да, такой приказ был, но я, скорее всего, о нем узнал, только когда вернулся на родину. Комиссаров я видел. У нас был приказ зачистить лес у Копенковата. Наши самолеты разбросали там листовки с предупреждением, что кто не сдастся, тот будет расстрелян. Утром мы зачищали лес, я был простой егерь, возле меня шел товарищ с автоматом. В 20 метрах от нас рос кустарник, который нам показался каким-то ненатуральным. Это был замаскированный окоп. Оттуда раздался выстрел, мой товарищ с автоматом упал мертвый. У фельдфебеля была группа с огнеметами. Они дали струю по этому кустарнику, оттуда выскочил комиссар с одним или двумя солдатами. Тогда этот унтер-офицер его застрелил.
– В начале войны, на Украине, вы встречались с контрударами русских танков и авиации?
– Да, мы один раз пережили русскую танковую атаку, когда я был в так называемом передовом дозоре.
Дозор состоял из двух полугусеничных тягачей. В первый раз за долгое время я не шел, а ехал. Мы вырвались на 10 километров вперед. Неожиданно появились 15 русских танков. В качестве укрытия у нас было только хлебное поле. Если бы танки поехали дальше, на это хлебное поле, я бы сейчас вам этого не рассказывал. Хорошо, что с нами был артиллерийский наблюдатель, который вызвал огонь артиллерии, и танки ушли.
– Налеты русской авиации?
– Да, когда мы отступали с Кавказа, мы шли по лесам, потому что на дорогах было опасно из-за авиации.
– А в 1941 году была русская авиация?
– Нет. С самого начала у немецкой авиации было существенное преимущество.
– Вы стреляли по самолетам?
– Да, я могу вспомнить. Это было во время наступления, мы шли по очень пыльной дороге. Полк шел колоннами, как в мирное время, не рассредоточившись. Прилетели самолеты, и мы от них отбивались только нашим стрелковым оружием. Был такой случай на зимней позиции на реке Миус, восточнее Сталино, зимой 1941 года летел большой русский бомбардировщик и 3 или 4 самолета сопровождения. И два русских самолета столкнулись. Я сам видел.
– Зимой 41-го вы получили зимнее обмундирование?
– Теплой одежды не хватало. У меня была только зимняя шинель. Уже к весне мы получили хорошую зимнюю одежду. Гитлер думал, что он будет в Москве еще до начала зимы. Этого не произошло, хотя немецкие генералы его, по всей видимости, заранее предупреждали. Мы, конечно, мерзли. Я от холода получил воспаление почек. Меня отвезли в госпиталь в Сталино. Врач в лазарете мне сказал, что, если бы меня привезли на день позже, со мной было бы то же самое, что с товарищем, который вчера умер. Через три или четыре недели меня выписали. Условия в лазарете были крайне примитивные. Это был простейший бункер, туда надо