замыкается.
Макс никогда не стоял в очереди, несмотря на то, что в школе еще учились одиннадцатиклассники, его авторитет был такого высокого рейтинга, что в перечень привилегий входило обслуживание вне очереди.
– Что тебе, Максим? – буфетчица, не прекращая считать сдачу по очереди, левой рукой выдавала с подноса пирожки Максу.
Держа в двух руках пирожки, упакованные в пакеты, и соки в коробочках, он выбрался из голодной толпы и высыпал все на стол. Сев, он разделил провиант; это означало, что сидеть придется вместе.
– Да, Жаннет, трескай побольше пирожков, а то на физре мяч поймаешь и улетишь в сетку, – сказал Макс с набитым ртом.
– Вот и полетаю заодно, – ответы у меня рождались всегда мгновенно и для меня самой неожиданно, я не контролировала этот процесс.
Я не умела говорить длинные монологи, они обычно существовали лишь в моей голове или на бумаге; все мое общение в школе состояло их коротких реплик. А с Максом – тем более я лишь мысленно вела бесконечные беседы.
После школы мальчишки собирались на баскетбольной площадке и до вечера бросали мяч, как чернокожие в американском кино про подростков. Поэтому я напросилась в магазин, чтобы лишний раз пройти по тропинке вдоль стадиона. Сегодня Макс был один, он сходил домой, переоделся и был в белом лонгсливе, поверх него – болотного цвета худи. Он как будто танцевал хип-хоп, резко перемещаясь вправо и влево, уходя от невидимого соперника, замедлялся у щита, прицеливался и неизменно попадал в кольцо. Я прошла незаметно мимо, боясь, что он услышит набат моего сердца, волоча ноги из ватина, впиваясь ногтями в середину мокрой и холодной ладошки, пытаясь снять внутренние судороги.
Сон четвертый
Длинная бесконечная очередь, люди стоят с определенной дистанцией строго друг за другом. Когда впереди стоящий делает небольшой шаг, ты тоже должен шагнуть вперед, иначе идеальный порядок нарушится. И ты только и ждешь, чтобы не пропустить этот момент. Передо мной спина мужчины; он толстый, постоянно вытирает пот с лица и неизменно прячет скомканный платок в карман. Тяжело дышит, и я переживаю, что он может сбиться, и тогда те, кто стоит за мной, затопчут меня. Я понятия не имею, за чем очередь, но знаю, что это мне очень нужно. Откуда-то спереди дошла волна, что всем не хватит. Вдруг кто-то резко выдернул меня из очереди и увлек с собой. Понятно – Макс. Я четко понимаю, что, если даже это была очередь к богу, в рай, я легко откажусь от места в ней ради того, чтобы сбежать с ним.
– Ты не знаешь, за чем была очередь? – все-таки интересуюсь я.
– За циркулями, – в голосе Макса ни грамма стеба, с таким у нас не шутят даже во сне.
Мы идем, держась за руки, и я ощущаю, что Земля круглая, именно не рельефно, а завернуто, как мяч.
Останавливаемся возле металлической вышки, и Земля как будто тоже перестает вращаться. Макс начинает ловко подниматься наверх по наклонной решетке, я понимаю, что мне нужно тоже. Я панически боюсь высоты. Когда по телику показывают, что кто-то куда-то поднимается,