нечисто. Встала в поисках какой-нибудь отражающей поверхности. Тщетно. Иду на свет. Чувствую унылое спокойствие. Доски скрипят под ногами как-то песенно. Выхожу из жилища – небольшая веранда, а за ней зеленая водная гладь. Вода непрозрачная, как жидкая грязь. Наклонилась над ней – в отражении круглое лицо с характерными узкими глазами. Волосы грязные, черные, заплетены в косы. Совсем не я и я одновременно. Как будто меня кто-то вывернул наизнанку, получилась такая двусторонняя Жанна. Огляделась вокруг – по колени в воде вокруг вьетнамские женщины, лиц не видно, быстро берут в руки пучок травы и незаметным движением втыкают его куда то-то под воду. «Сажают рис», – догадалась я на каком-то неизвестном мне языке. Я осторожно опустила ноги и слезла с веранды. На меня никто не обращал внимания. Голые стопы сразу погрузились в илистую жижу. Я, как при разучивании танца, стала повторять движение женщин: брала и втыкала; со временем движения полностью синхронизировались, и это стало похоже на незамысловатый флэш-моб. Дышать было тяжело, как в бане с паром: воздух плотный и влажный. Мы шли вперед, формируя невидимые грядки. Вскоре я уткнулась в высокий твердый уступ и выбралась на твердую поверхность; кто-то подал мне руку – я узнала ее по теплу, вообще я, наверное, узнала бы ее из миллиарда рук. Без промежуточных состояний я сразу оказалась в положении глаза в глаза. Теперь глаза Макса были черные, тонкая льняная рубаха с глубоким вырезом открывала грудь, открытый участок так сильно обгорел, что видны были мелкие пузырьки, готовые лопнуть.
– Ну что, Жо, ты заработала меня, – сказал он и поправил мою косичку, зацепившуюся за треугольную шапку, появившуюся на голове незаметно для меня.
– В смысле, за рис? – я чувствовала поступление закодированных сигналов извне, хаос из слов в голове выстраивался в мысль: неужели можно вернуться к прежней жизни, выполняя какие-то задания? Видно, Макс в списке был первым пунктом, важнее внешности.
– Ладно, цепляйся, – сказал он и, взяв меня за руку, потащил вперед через вьетнамские джунгли.
Я не чувствовала опоры, мои ноги только иногда касались мокрой травы, по ним хлыстали ветки. Макс же шел уверенно, его шаг был тяжелый, как у взрослого мужчины, из лица я видела только его ухо, и по краю оно тоже было обгорелым, как грудь. Может, я задумалась и не заметила, как мы оказались на оживленной трассе. Бесконечный поток автомобилей незнакомых марок, сложная дорожная развязка, и мы в центре потока; машины объезжают нас со всех сторон, идем босиком, в нелепых соломенных треугольных шапочках; кстати, у Макса она тоже появилась на голове. Прямо по курсу стоят полицейские и, заглядывая в открытые окна машин, всем говорят одно и то же по-вьетнамски. И вдруг я начинаю понимать смысл слов: «Выезжайте из города на север, здесь небезопасно». Три метра до них мы шли непостижимо долго, как на беговой дорожке, и чем быстрее мы шли, тем медленнее к ним приближались. Наконец добрались, я даже схватила одного за рукав и подтащила себя к ним.
– Что случилось? – спросил Макс, но они даже не