еску.
На улице было сумеречно. Солнце уже село, луна скрывалась где-то за облаками и единственным источником света был обшарпанный уличный фонарь.
Костиков удовлетворенно кивнул и направился в ванную.
Он принял душ, в котором на ощупь побрился одноразовой бритвой, вытерся небольшим вафельным полотенцем и тщательно почистил зубы. Выходя из ванной, он по привычке посмотрел в замызганное зеркало и разочарованно вздохнул.
Спустя десять минут Костиков – в длинном потертом плаще до пола, темных форменных брюках и голубой рубашке с нашивкой «Охрана» – вышел из дома.
На лавочке возле подъезда сидели три старушки и оживленно что-то обсуждали. При виде Костикова они замолчали.
– Вышел-таки наконец, упырь, – ехидно заметила старушка, сидевшая в центре.
– Не надоело вам? – устало поинтересовался Костиков.
– Поговори тут у меня, – строго сказала старушка, сидевшая справа, и достала из-за пазухи большой православный крест.
Костиков вздрогнул и быстро прошел мимо старушек.
– То-то же, вурдалачье семя, – донеслось ему вслед.
Выйдя из своего двора, Костиков замедлил шаг. Он проходил мимо ярко освещенного футбольного корта, на котором играла стайка ребятишек лет одиннадцати.
“Какие же вы счастливые, – подумал Костиков, глядя на них. – И даже не понимаете своего счастья. Я бы все отдал за то, чтобы беззаботно гонять мяч по этом футбольному полю”.
– Эй, пацаны, – закричал рыжий вихрастый парнишка, заметив Костикова. – Это же Кровосос.
Игра сразу же прекратилась.
Подбежав к ограде, ребята принялись наперебой выкрикивать:
«Кровосос! Кровосос! Кровосос!».
Костиков грустно посмотрел на них и зашагал прочь. В спину ему полетел огрызок яблока.
“Так всегда”, – вздохнул Костиков, обходя огромную ржавую лужу.
Под ногами шуршали пожелтелые опавшие листья. Костиков шел по тихим улочкам маленького городка, проходя через дворы, гаражи, парковки, стараясь никому не попадаться на глаза.
И каждый раз, когда он встречал прохожих – подвыпивших мужиков, пенсионеров, устало бредущих в продуктовый магазин, школьников, выгуливающих своих собак, то ему казалось, что все эти люди смотрят ему вслед – кто-то просто с усмешкой, а кто-то – с откровенной ненавистью.
Через десять минут Костиков подошел к большому мрачному зданию серого цвета, на табличке у входа которого виднелась полустертая надпись:
«Солнечносветский шарикоподшипниковый завод».
Костиков толкнул дверь и зашел внутрь.
У проходной его ждал старик, одетый точно так же, как и Костиков – форменные брюки, рубашка с нашивкой «Охрана».
– Опаздываешь, – недовольно пробурчал старик, глядя на Костикова.
– На шесть минут всего, Михалыч, – примирительно сказал Костиков.
– Шесть минут…Раньше на минуту опоздаешь – и в лагерь. Эх, кому я рассказываю, – махнул рукой старик.
Он еще раз неодобрительно посмотрел на Костикова и сделал отметку в журнале. Затем накинул на плечи заношенную куртку и захромал к выходу.
У двери старик обернулся.
– В понедельник выйдешь вместо меня, – сказал он. – Ко мне дочь с внуками приезжает, полгода не видел.
– А в чем проблема увидеть их вечером, после работы? – спросил Костиков.
Старик, казалось, не верил своим ушам.
– Семья приезжает, – медленно проговорил он, словно общался со слабоумным. – Семья, понимаешь. Хотя такому монстру как ты, конечно, не понять.
– Хорошо, хорошо, выйду, – покорно сказал Костиков.
– Так-то лучше, – кивнул старик.
Когда дверь за ним захлопнулась, Костиков произнес короткое сочное ругательство. Затем сел за стол, закинул ногу на ногу и принялся читать газету «Солнечносветский вестник», оставленную стариком.
Время от времени Костиков поглядывал на мониторы камер видеонаблюдения.
Но все было спокойно. На тусклых черно-белых картинках, показывающих подъезды к заводу, коридоры, помещения цехов, не происходило никаких изменений. Иногда Костикову даже казалось, что камеры давно уже не работают, а картинки на мониторе – обычные фотографии, которые кто-то потехи ради вывел на экран и запустил слайд-шоу.
Когда смена Костикова почти подошла к концу, дверь проходной открылась и в помещение зашел парень лет двадцати.
– Здорово, Иван, – поприветствовал сменщика Костиков.
Иван вздрогнул. Он был очень тощ, настолько, что форменная одежда висела на нем мешком, а голова казалась непропорционально большой, придавая ему вид огромного головастика.
– П-привет, – заикаясь, проговорил он, не глядя на Костикова.
– Что случилось? – удивился Костиков. – Кто тебя обидел?
– Н-никто, – пробормотал Иван.
Костиков