искупаться. Вода в море показалась ей холодной, она осталась на пляже, а муж решил сделать заплыв. Плавал он долго, за это время она сходила в отель и вернулась. Неожиданно ей стало плохо. Те, кто был рядом, вызвали скорую. Бригада приехала очень быстро и констатировала… смерть. Именно в этот момент подошел и муж. Пол часа назад он оставил ее живой на этом шезлонге! Всего пол часа назад!
Последние годы жизни она была очень религиозной. Ходила каждое воскресенье в церковь, соблюдала все посты, исповедовалась. Когда муж вернулся в номер, он увидел, что на подоконнике, на столе, в ванной комнате, – везде были расставлены маленькие иконки. Утром, когда они уходили на пляж, иконок не было. Она их расставила, когда отлучалась с пляжа в отель.
Ей было 35 лет. Медицинская экспертиза, проведенная и в Греции, и в Москве, причину внезапной смерти не выявила.
Она писала стихи. В них, как в музыке Моцарта, радость соседствовала с грустью, мажор с минором.
Она была легким человеком. Летящим. Не могу представить ее лежащей в гробу.
Натали иногда ведет себя так, будто между нами нет близости. Что это, особенности деловых женщин? Близость как необходимый физиологический ритуал. Или как говорят в Америке: «Просто секс». Единственное, что смущает меня в этом прагматизме, Натали моментально откликается на мои желания, и в постели я не заметил ни одного мгновения, что она делает что-то формально. И еще одна ее странность – она никогда не остается ночевать. Но эта странность мне приятна. Проснувшись утром, я трогаю рукой подушку, на которой лежала ее голова, глажу простынь, на которой лежало ее роскошное тело.
Один из моих давних приятелей всегда говорил, что никогда не сможет жить с женщиной, которую полюбит, как муж с женой. То есть не будет находиться с ней постоянно в одном месте. «Жена должна оставаться всегда в положении любовницы, – говорил он. – Восточный принцип: женщины живут на своей половине дома, мужчины – на своей».
Ближе к вечеру Джон пригласил меня в гости, чтобы познакомить с женщиной, которая поселилась в его доме. Внутреннее убранство гостиной, где мы ужинали, было чрезвычайно аскетичным. Нина, худенькая черноглазая женщина невысокого роста, говорила со мной по-русски. Джон, что меня очень удивило, тоже хорошо говорил по-русски, хотя мы общались с ним всегда только на английском.
Стол был накрыт с тем изобилием разных блюд, которое свойственно только нам, русским, когда мы принимаем у себя гостей. Здесь был и столичный салат, и селедка под «шубой», и соленые огурчики, и черная икра, и мясная нарезка, и сыр, и домашние пирожки, и тушеное мясо с картошкой. Естественно – русская водка и клюквенный морс.
Водку пили только мы с Ниной, Джон отказался, сославшись на то, что вообще не употребляет спиртного ни в каком виде.
Через два часа мы уже пели с Ниной русские народные песни и Джон, чем еще больше удивил меня, пел эти песни с нами, с потрясающей точностью выстраивая партию,