того, я был крупнее и здоровее сверстников, и поэтому часто играл со старшими, учился у них.
В первой игре мне помогло то, что я хорошо знал лучшего нападающего «Спартака», который учился со мной в одной школе. Он с нами тоже играл, но был далеко не самым сильным. Конечно, я его быстренько прикрыл. А он, как увидел меня, даже испугался.
На поле я провел всего 15 минут. Случайно или нет, но тот парень попал мне по ноге, я наступил на мяч и, падая, вывихнул руку. Меня сразу посадили в машину и отвезли в больницу. Я ехал, обливался холодным потом от боли, смотрел на свою вывернутую руку и думал, что скажет мать, которая была категорически против моего увлечения футболом.
Таким получился мой дебют. Достаточно поздний, потому что я учился уже в 5-м классе.
В больнице сказали, что ничего страшного не произошло. Сделали обезболивающий укол, вправили сустав и наложили лангету с гипсом. Месяц я с ней проходил. Тренироваться в полную силу не мог, но в занятиях участвовал. Огоев знал, что я учусь не только в обычной, но еще и в художественной школе, и подстроил под меня время начала тренировок. Одним словом, за уши втащил меня в организованный футбол.
Когда я пропускал тренировки из-за дополнительных занятий в школе, он непременно выяснял, в чем дело. Хотел, чтобы я постоянно тренировался. Бывало, отвозил меня домой после занятий на своем мотоцикле с коляской. Летом забирал в спортивный лагерь. Сам он в футбол играл слабо, но у него было высшее образование – окончил институт физкультуры – и нюх на таланты. Сегодня таких называют хорошими селекционерами.
В его тренировках не было ничего особенного. Но Огоев знал методику и работал не хуже более опытных спартаковских тренеров. Когда северо-осетинская команда «Юность», в которую я попал, выиграла в Павловском Посаде первенство РСФСР среди ДСШ, на меня обратили внимание известные в то время тренеры Владимир Гаврилов и Сергей Мосягин.
Я на этом турнире был признан лучшим защитником. Гаврилов работал тогда старшим тренером в знаменитом ростовском спортинтернате № 10, а также занимался вместе с Мосягиным юношескими сборными РСФСР. Оба много ездили по стране, особенно по югу Советского Союза, и искали талантливых детей. После Павловского Посада меня стали приглашать в сборные РСФСР, а потом и Советского Союза.
Тем временем Огоев сумел убедить моих родителей, что я должен играть в футбол. Много говорил и с матерью, и с отцом. Они подружились. Отец, сварщик по профессии, даже варил что-то для его мотоцикла. Гаврилов взял меня в интернат и там опекал. Мосягин много со мной занимался в юношеских сборных, а главный тренер ростовского СКА Йожеф Беца впервые пригласил на сборы с командой высшей лиги, когда я заканчивал спортинтернат. Гаврилов, Мосягин, Валентин Афонин, Николай Ефимов, Евгений Лядин, Казбек Туаев, Гавриил Качалин, Лев Яшин, Александр Севидов – вот люди, которые очень много сделали для меня как для молодого футболиста.
Бесков – это было уже другое. Я бы сказал, что Гаврилов и Мосягин – были школой. Качалин и Севидов