дровами, цыплята запищали, но быстро успокоились.
Дженнсен присела на корточки возле костра, спиной к дождю, и протянула руки к потрескивающему огню. Себастьян сделал то же самое по другую сторону. После дня, проведенного в холоде и сырости, тепло костра казалось роскошью. Дженнсен хорошо знала, что рано или поздно зима нагрянет со всей яростью. И сейчас уже на улице было холодно и неуютно, но будет еще хуже.
Девушка пыталась не думать о том, что придется покинуть дом. Уже в тот момент, когда она увидела записку, она знала, что предстоящего не избежать.
– Вы голодны? – спросила она.
– Умираю от голода, – сказал Себастьян, предвкушая рыбу на ужин с не меньшим нетерпением, чем Бетти – морковку.
Да и у Дженнсен от запаха рыбы заурчало в животе.
– Это хорошо. Мама всегда говорит, что когда у больного появляется аппетит, дела идут на поправку.
– Через день-другой я буду в полном порядке.
– Да, отдых пойдет вам на пользу. Мы никогда и никого еще не оставляли здесь. Но поймите, нам надо принять меры предосторожности.
По глазам Себастьяна она увидела, что тот ничего не понял. Тем не менее он пожал плечами, признавая ее благоразумие.
Дженнсен достала из ножен свой нож. Он не шел ни в какое сравнение с изящным оружием погибшего солдата.
У ножа Дженнсен была простая рукоять, сделанная из оленьего рога, и тонкое лезвие, отточенное, как бритва. Девушка быстро сделала небольшой надрез на внутренней стороне своего левого предплечья. Себастьян, нахмурившись, запротестовал, но она строго глянула на него, и он застыл на месте, с растущим интересом наблюдая, как Дженнсен вытирает обеими сторонами лезвия алые капли крови, сочащиеся из раны. С вызывающей решимостью она посмотрела гостю в глаза, а затем повернулась к нему спиной и прошла к выходу пещеры, туда, где дождь увлажнил землю.
Опустившись на корточки и чувствуя на себе взгляд Себастьяна, Дженнсен начертила намоченным в крови ножом большой круг, затем четырьмя быстрыми движениями нарисовала квадрат, углы которого касались круга. И почти не прерывая линии, изобразила меньший круг, вписанный в квадрат.
Рисуя фигуру, она тихо бормотала молитвы, прося добрых духов помочь движениям ее руки. Похоже, она все делала правильно. Себастьян мог услышать ее голос, но вряд ли различал слова. Вдруг ей пришло в голову, что все это напоминает голоса, которые ей иногда чудились. А когда она чертила внешний круг, то услышала голос, шепотом звавший ее по имени.
После молитвы она открыла глаза и нарисовала восьмиконечную звезду, лучи которой пронзали оба круга и квадрат. Считалось, что лучи представляют собой дар Создателя, поэтому, рисуя восьмиконечную звезду, Дженнсен всегда нашептывала молитву, которая произносилась в благодарность за дары.
Когда она закончила обряд и подняла глаза, перед нею стояла мать, будто возникшая из тени или материализовавшаяся из рисунка. В свете пламени мать была похожа