было такого уговора. Но что теперь, препираться перед лицом светлого князя?
– А что думает наша славная гостья? – спросил Родольф.
Ирена зарделась.
– О семьях?
– Именно, малышка.
– Ну, если так нужно для Дела… то, наверное, Вацлав прав, – несмело ответила Ирена.
– И детей, что ли, убивать? – не выдержал Клеман.
– Почему нет? – Родольф сощурился. – Ты пойми, ставки слишком высоки. Дурное семя предателей надо выжигать полностью. Сжалишься, и через пару десятков лет пожнешь восстание. А оно надо нашим детям? А, милая?
– Н-нет, – пробормотала Ирена.
– Так что, Клеман, не переживай. Ты уже и так много сделал для страны. А вопрос о детях, конечно, непростой, мы его обсудим как-нибудь. Ты, Вацлав, зайди ко мне вечером. И ты, милая, тоже.
– Ну и как тебе повелитель? – осторожно спросил Клеман, когда они вышли на улицу. Ирена шла чуть поодаль.
– В смысле? – вытаращился Вацлав.
– Я его иначе представлял. Думал, он, как и мы, на какой-нибудь тайной квартире… а у него целый особняк. И слуги.
– Так он князь или кто?! Конечно, слуги. Что ж ему теперь, на тюфяке под мостом спать, если кто-то из Братства недоедает?
Прав Вацек. Это с ним, с Клемом, что-то не в порядке. Но стоило вспомнить, как Родольф смотрел на Ирену – и руки сами сжимались в кулаки.
– Как с книгами?
– Собираю, – лицо Вацлава осветила привычная добрая улыбка. – Их, оказывается, совсем мало осталось. Восемнадцать штук, правда, все по северным монастырям разбросаны. Родольф мне охрану выделил, представляешь? Чтобы, если заартачатся, то…
– Монахов бить будете?
– Ну что ты. Это ж скорее так, для подстраховки. Чтоб уж точно отдали.
– А что ты потом будешь делать с книгами? Как все соберешь?
– Раздам их достойным людям из Братства. Лишние – сожгу.
– А мне?
Вацлав странно посмотрел на друга. И расхохотался – так, что слезы на глазах выступили.
– Само собой! Забирай свою Окаянницу! Только ты с ней построже. А то она наглая стала. Забыла, видимо, как скулила в ту ночь. Это она тебе морду так украсила? За что хоть?
– За дело, – не сразу ответил Клеман.
Ирена вернулась только утром. Замерла в дверях, пряча взгляд в полумраке прихожей. Пальцы нервно теребили сизый мех горжетки.
– Что скажешь? – спросил Клеман хрипло.
– Ты только не сердись, – она подняла на него усталые, и – зараза, будь всё проклято – счастливые глаза. – Ты же понимаешь…
От нее пахло лавандой.
– Понимаю. Он – князь. Я – никто. А ты – шлюха.
– Клем, ну не надо. Ты же сам сколько раз говорил: всё, что мы делаем – ради Валации. Ради её законного правителя. И когда нас принимали в Братство – неужели ты забыл? – то мы оба поклялись, если понадобится, жизнь отдать за Ро… за князя. А это не жизнь, а… такая малость.
– Убирайся! – рявкнул Клеман, закипая.
– Куда? –