при ней заговорю.
– Ты преувеличиваешь, – Сергосу хотелось, чтобы это прозвучало как можно более невозмутимо. – С этим наглецом я всего лишь использовал понятный ему язык, слова не привели бы его в чувство. А тебя я просто попросил не говорить за меня, и теперь тебе везде мерещится, что я что-то против тебя имею. Ну, может быть, я и был груб. Извини, если так. Но Альба здесь совершенно точно ни при чем. Ты тоже хорош! – попытался перевести тему Сергос.
– Так она тебе нравится или нет?
Мариса не так просто было сбить с толку.
– В том смысле, который ты вкладываешь в эти слова, я о ней не думал, – отрезал Сергос.
Марис одарил его долгим насмешливым взглядом.
– Ну, не думал, так не думал, – Марис одновременно пожал плечами и развёл руками. – Я спать, – он сделал ещё глоток из бутылки, после чего там осталась ровно половина, и поставил её рядом с Сергосом. – Это оставляю тебе. Доброй ночи, дружище!
– Доброй, – буркнул Сергос в ответ и остался в гостиной один.
В пламени очага резвилась, появлялась, исчезала и снова возникала саламандра. Сергос наблюдал за причудливым танцем духа и пытался собрать свои мысли в кучу.
Марис задал ему вопрос, который сам Сергос всё не мог себе задать.
Нравится ли ему Альба?
Когда его мысли коснулись её образа, на душе стало волнительно тепло. Перед его мысленным взором возникла её улыбка, сначала сдержанная и чуть смущённая, а потом широкая, открытая, вспыхивающая манящим огнём. Он вспомнил тепло её тонкой ладони в своей руке и трепет, охвативший его в тот момент, когда Альба прикоснулась к нему и позвала в хоровод.
Сергос почувствовал, что его щеки горят, и причина этому вовсе не жар очага.
Пожалуй, уж себе-то стоило признаться, что Альба ему нравится. Во вполне определённом смысле – как женщина нравится мужчине. И, кажется, с самых первых мгновений. Эта мысль вызвала волну смущения, которая прокатилась по нему и свернулась где-то в поджатых пальцах ног.
Спасал бы он какую-то другую женщину из того подвала? Да, разумеется, да. Отдал бы за неё сапфиры? Да, наверно. Если бы не смог сторговаться на меньшее. Но он бы торговался. А один лишь взгляд Альбы, каким-то чудом пойманный им с такого расстояния, не оставил ему ни единого шанса малодушничать и вести торг. Все сапфиры мира были обычной галькой по сравнению с этими глазами.
Однажды, когда дед ещё был жив, а Сергос только-только подходил к возрасту мужчины, в какой-то из их многочисленных бесед он спросил у деда, что есть любовь. И тот ответил, что объяснить это словами трудно, что у каждого в ней что-то своё и единого определения быть не может. Сергос тогда спросил, как же можно понять, что это именно любовь. И дед сказал, что когда она приходит, её нельзя спутать ни с чем другим.
Потом деда не стало, а Сергос вошёл в возраст мужчины. И он никогда не был обделён женским вниманием, и были женщины, которых и он находил интересными. С некоторыми из них он был близок. Это было приятно. Примерно, как вкусно поесть или принять горячую ванну после тренировки, или