человеческому уделу – мужу, детям, простым бабьим заботам… Но этого не будет. Не прясть ей и не ткать, а носить одежду из того полотна, что девушки и женщины весной вешают на березы для вил, а после их проводов забирают себе волхвы и ведуны.
– Это для тебя не работа! – добавил Хитрован. – А вот настоящая для тебя работа впереди.
– Что же это такое? – упавшим голосом спросила Младина.
– А вот… – начал Хитрован, но вдруг дверь заскрипела, послышались шаги, и в избу вошла Угляна.
– Гото… – начала она, но взглянула на очаг и осеклась. – Добрая ночь вам, отцы и матери! – сказала она, глядя в пространство над очагом. – Лаба вакар!
Если духи и ответили, то Младина этого не услышала. Угляна пошла к очагу, поставила короб, села.
– Они… говорили с тобой? – Поколебавшись, спросила она и устремила на девушку испытывающий взгляд.
– Да. Добрые здесь чуры, приветливые.
– К кому как… А к тебе… Что же – и не страшно было?
– Чего же страшного? – осторожно ответила Младина. – Я ведь знала… что они здесь живут. Вот если бы не захотели со мной говорить – тогда худо дело.
Угляна смотрела на нее во все глаза, будто слова Младины имели для нее совершенно особый смысл. Девушка говорила как прирожденная волхва, для которой общаться с духами – естественно, а вот когда они молчат – значит, что-то не в порядке. Но понимает ли это она сама? Пришло время проверить. И, может быть, удастся выяснить не только то, чего не знала о себе Младина, но и то, чего не знала о ней Угляна.
– Ну… – решилась волхвита, – коли сегодня такая ночь, что к тебе твоя судьба навстречу выходит, иди, ищи ее. – Она кивнула на дверь. – Не знаю, где она и в чем. Но ты ступай. Видать, пора настала.
Младина встала, медленно прошла к двери, открыла и шагнула за порог. Снаружи ее сразу охватил ночной холод, но было не так темно, как раньше: из-за облаков выкатилась полная луна, заливая белесым светом полянку и опушку.
Дверь позади закрылась, Младина осталась одна. Но стоять у порога не было смысла, и она пошла вперед, почти безотчетно переставляя ноги, понятия не имея, куда идет и куда хочет прийти. Лунный свет так ярко освещал тропу, что казалось, под ногами расстелено бесконечное белое полотно: ровное, гладкое, оно бежало вперед и манило за собой. Младина так увлеклась, глядя под ноги и любуясь им, что ей начали мерещиться на лунном полотне какие-то узоры. И чем дальше она шла, тем яснее они проступали; склоняясь ниже, она вглядывалась и различала с изумлением вышитые знаки и линии, образующие родовое дерево. И оно все тянулось, ветвилось, побеги или корни множились, утекая по реке веков не то вперед – к потомкам, не то назад – к предкам, разве разберешь, в какую сторону растет это дерево! Она даже не заметила, когда ступила на его ствол – неужели луна бросила ей это бесконечное, как у всякого из живущих, родовое полотенце прямо под ноги от порога ведовской избушки? Младина все