жащих центрального совета народного хозяйства – плеснул кипятком и обварил мне левый бок…»
© Сергей Петросян, 2016
© Поль Гюстав Доре, иллюстрации, 2016
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Холод в Ленинграде особенный. Он чем-то похож на холод южных приморских городов дождливой зимой. Показания градусников за окнами не имеют никакого значения – южная зима не бывает морозной, но ощущение постоянного озноба не покидает тебя неделями. «Приморский» на подсознательном уровне означает «летний, курортный», и весь жизненный уклад определяют лето и жара. На стенах комнат вместо теплых на ощупь обоев – холодная штукатурка. Печек и радиаторов нет – их заменяют бесполезные зимой козырьки от солнца и вентиляторы. Место каминов – на балконах и во дворах. Влажный пронизывающий ветер, дующий с моря, загоняет тебя в помещение, но ледяные стены и сырость выталкивают тебя обратно на улицу, где, если повезет, можно найти безветренный уголок и подставить уставшее бороться с холодом тело редкому зимнему солнцу.
Такая «южная зима» начинается в Ленинграде в конце сентября. Холодные ночи и дожди быстро охлаждают город, согретый недолгим северным летом, а время «отопительного сезона», по мнению коммунальных работников, все не наступает. Возвращаясь в холодную квартиру, ленинградец первым делом трогает чугунную батарею в прихожей: «Не включили?» Но равнодушный чугун еще долго остается ледяным. Главные темы разговоров при встрече – хвастливое «а у нас уже топят!» или озабоченное «когда дадут?»
Когда же приходит настоящая зима, квартиры в старых домах пышут жаром. Метровой толщины стены и заклеенные бумажными лентами оконные рамы держат тепло и заставляют трещать от недостатка влаги дореволюционный паркет и многослойные обои на стенах. Полярная ночь опускается на крыши и совсем не хочется выходить на улицу в сырость и темноту. Город считается приморским, и, хотя моря здесь не видно, его присутствие чувствуется во всем – огромные чугунные якоря на постаментах, Нептуны и наяды на фасадах, серьезные люди в морской форме, куда-то спешащие по утрам и ветер, холодный сырой ветер. Даже небольшой мороз здесь пронизывает до костей. Ледяной влажный воздух проникает в рукава и за шиворот, заставляет ежиться и подпрыгивать людей в очередях и на остановках, загоняет погреться в булочные и вестибюли метро.
Пятерка на двоих – достаточная сумма, чтобы скоротать зимний вечер в то спокойное время, когда зимняя сессия миновала, а до летних экзаменов еще так далеко, что даже не верится, что они когда-нибудь будут. Если озаботиться заранее, и взять билеты на вечер в кино, то еще останутся средства на пару рюмок коньяку в буфете перед сеансом. Со сцены в фойе толстая тетка в вечернем платье объявит голосом учительницы младших классов: «Композитор – Пол Маккартни… (пауза) … „Вчера“». И будет играть оркестр, и душу будет греть не только коньяк, но и сознание того, что на Невском – стужа и слякоть, а толпа неудачников штурмует кассу в надежде купить билетик «с брони».
Разумеется, ни Серый, ни Димон ни о каких билетах заранее не побеспокоились. Поеживаясь от мороза, они совершают ритуальный обход кинотеатров в центре. Начинают всегда с главного треугольника – «Колизей», «Художественный» и «Октябрь». Здесь крутят самые кассовые (в основном, иностранные) ленты. К тому же, в «Художественном» и «Колизее» по два зала и шансы на успех повышаются. Этим вечером на всех кассах красуются таблички «На сегодня все билеты проданы», а в грязных лужах фойе топчутся желающие купить лишний билет. Переходят Фонтанку. Здесь находится второй треугольник – «Аврора», «Родина» и «Молодежный». В их репертуаре преобладают отечественные фильмы и старая проверенная классика – «Вестсайдская история», «Смешная девчонка» или «Фантомас». Первым делом проверяют «Аврору». Проходят через сияющую бегущими дорожками из лампочек подворотню, которую в народе прозвали таинственным и красивым словом «бурлеск», но внутрь не заходят. Через стеклянные двери видна все та же безнадега – закрытые кассы и маленькие группы людей с немым вопросом в глазах: «Как убить время?» Пятничный вечер и мороз не оставляют шансов приобщиться к «важнейшему из искусств».
Дальше по «треугольнику» не идут – бесполезно. Забегают погреться в Елисеевский. «Гляди, – Димон толкает Серого локтем в бок, – три квадратика горят. Убрали бы этот иконостас от голодных глаз». Огромное световое табло с названиями колбас и мясных деликатесов занимает почти всю стену справа от входа. Сегодня в продаже «докторская» по 2.20, «ветчинно-рубленная» по 2.90 и «яичная» по 2.60. Остальные квадратики с надписями «брауншвейгская», «телячья», «языковая», «сервелат», «карбонат» уже давно не горят, но прекрасно читаются на матовом стекле и звучат для студенческого уха словно названия экзотических стран. Серый любит переиначивать слова из учебника по русскому языку и, встав в «позу вождя», декламировать на весь магазин: «Становятся историзмами и уходят в далекое прошлое такие слова, как „бекон“, „ветчина“, „буженина“…» В этот раз настроения шутить уже нет. Димон с надеждой осматривает витрину винно-водочного