синевато-металлическим отливом, который свойственен Атлантике лишь перед самым закатом. Я чувствую лучи солнца на спине, такие теплые и ясные, как прямо сейчас в этой комнате…
Прямо сейчас? Как это прямо сейчас? В какой еще комнате?
Мост. Запах смолы. Чувство падения, все ниже и ниже; и пластина из стекла надо мной. Рука, которая отпускает меня, когда я тону. Страшные воспоминания уходят и развеиваются, как дым. Должно быть, я задремал и видел сон. Такое случается иногда, пока мы катаемся на синей лодочке. Зимой она стоит на ребре за садовой стеной Тай Керка, дома Мало недалеко от Мелона, стоит и ждет, когда в безветренные зимние дни Папи Мало или мой отец Иван законопатят ее. Все остальное время она на воде.
Я чувствую теплый свет на моих руках, ногах, повсюду на коже, сонливость и невероятную благодать. Такое ощущение, будто какая-то тень со вздохом соскальзывает от меня в воду и тихо удаляется.
Все легко и мирно. Как в первый день каникул, когда предстоящие два месяца без занятий кажутся невероятно долгими, бесконечными, как высокое голубое небо.
Я оборачиваюсь к отцу, он улыбается мне, и я снова гляжу вперед.
Очень тихо.
Где же ветер? Где плеск волн о песок или камни? Почему небо так неподвижно?
Все это обман.
И тут я понимаю, чего недостает. Привычного абриса берега. И островов. И еще маяков. Они исчезли.
Этого не может быть. Ни одно море так густо не усеяно маяками, возвышающимися прямо из воды, на островках и огромных гранитных валунах, как суровое море Ируаз у западного побережья Бретани, там, где воды пролива Ла-Манш сталкиваются с атлантическими волнами Кельтского моря.
Но где же маяки? Жюман, Пьер-Нуар, Ля Фор?
Где острова, Молен и Уэсан, за которыми, как гласят древние легенды, начинается бесконечность?
– Скоро будем на месте, – объясняет отец.
Я поворачиваюсь к нему, он курит сигарету без фильтра, курит, как обычно, зажав ее между большим и указательным пальцем, однако запах дыма на удивление слаб. Лицо отца – лицо моря. Абсолютно спокойное, привычный взгляд устремлен вдаль и видит бескрайние просторы, которые ночью кажутся беспросветными и бесконечными, а днем представляются огромным, движущимся, дышащим существом.
На отце рыбацкий свитер в сине-белую полоску с тремя кнопками на левом плече, застиранные джинсы и никаких носков. Иван Ле Гофф с апреля по октябрь всегда носит обувь на босу ногу.
Без носков он был и в тот день, когда умер.
Больше тридцати лет назад.
Я вскочил, так что лодка начинает качаться, отступил от отца подальше, за скамейку.
Мой отец утонул в возрасте сорока двух лет.
Когда мне было тринадцать.
Он мертв!
– Ты умер, – шепчу я. – Я был с тобой, когда все случилось.
Мой отец ничего не отвечает, он гребет дальше. Голубая лодочка бесшумно скользит по мертвой зыби.
Я же был с ним.
Мы вышли в море, чтобы проверить ловушки, шли вдоль буйков. Был разгар сезона ловли омаров.
Потом