Боялся он еще и дочь потерять. И вопреки матери не повез ее в лечебницу – сам лечил, молитвами да травами, которые у бабки Аксиньи брал, ведьмы нашей.
Взошли мы на гору, и тут Анна стала как вкопанная, руку свою из моей выдернула и головой закивала – мол, дальше ни шагу. Послушаться ее надо было, остановиться… Но мы оставили ее у церковных ворот и пошли кругом, ощупывая фонариком землю. Не знаю, сколько прошло времени. Звезды застыли, и даже травы не колыхались на ветру – словно ждали.
Раздался страшный крик. Анна! Мы бросились на то место, где оставили ее, но Анны там не было. Кинулись искать ее и нашли лежащей возле одной из церковных стен, плачущую, перепуганную.
– Аня, что случилось? Аня, успокойся!
А она рукой махнула к стене:
– Яркий свет… Тимка стоял. Звал меня к себе. Нравлюсь я ему…
Обняла я Анну, повела домой. А Маленький ангел стал стену осматривать. Не мог он уйти не солоно хлебавши. Я по дороге Анну успокаивала как могла. Мол, привиделось ей все – и Тимка, и свет яркий. А она вдруг успокоилась, глянула на меня устало:
– Не веришь? – говорит. – А я много чего вижу. Со мной духи говорят. Я волков чую издали. Потому что душа у меня волчья. Эх ты…
Догнал нас Маленький ангел, пошел рядом.
– Может, и был тот вход в пещеру, да сейчас все скрыто, – пожаловался он. – Земля ровная, гладкая.
– Дурак, – вскричала вдруг Анна. – Трава там не растет! Не растет! Не растет!
И забилась, зарыдала.
На улице нас отец ее встретил, кивнул молча, ничего не сказал, не стал упрекать да сетовать… Перекрестил Анну, обнял ее и повел в дом.
Мы с Маленьким ангелом обдумывали ее слова. Верить ли ей, с больной-то душой? С другой стороны, а вдруг и правда видит она то, что нашим глазам не доступно?
А трава-то возле церкви действительно неравномерно росла. В том месте, где нашли мы Анну, проплешина была. Словно вырвал кто… Это мы потом уже заметили, когда днем гуляли по горе.
Анну из дома несколько дней не выпускали. А может, сама не шла, боялась. Я в окошко ночами видела: в комнате ее свет горит от свечи. Наверно, отец Андрей над ней молитвы читал. И неуютно становилось на душе. Тоскливо…
Гаснут поленья в моем камине. Только тиканье старых часов с кукушкой раздается в тишине пустого дома. Вижу я красивое Аннино лицо – хрупкое, бледное, озаренное светом бесконечной любви. Любовь ли эта тебя погубила, Шайтан ли… «О том лишь бог ведает» – так говорил мудрый старый Кузьма.
Жертва
Кто мог, уезжал из проклятого Ямово. Молодые – особенно. Потому что молодые чаще стариков здесь умирали. Видно, нуждалась эта земля в свежей крови…
– Жертвы ему, селу нашему, нужны, жертвы, – признался, помню, Темень. – Борьба – бессмысленна, и я с этим уже смирился. Сколько еще проживу – не знаю. Но умру я не своей смертью, это точно…
Он с тоской смотрел в окно, к которому подбирался утренний туман. И было в его взгляде что-то величественное. Какая-то