украшенный лепниной потолок, роскошные люстры. Шторы с цветочным рисунком отдернуты для лучшего освещения. Три стула с прекрасной обивкой, туалетный столик с трельяжем и большая кровать с пологом на четырех столбиках. Поперек кровати лежало тело молодой женщины, одетой лишь в ночную рубашку цвета слоновой кости, испачканную темно-красными пятнами от груди и почти до колен. Руки ее были широко раскинуты, тяжелые каштановые волосы рассыпались по плечам.
Рядом с ней Монк, к своему удивлению, увидел стройного мужчину среднего роста. Умное лицо незнакомца было печально и задумчиво. Его белокурые волосы искрились в солнечном свете.
– Полиция? – переспросил он, оглядев Монка с ног до головы, и представился сам: – Доктор Фаверелл. Дежурный констебль пригласил меня, как только его самого вызвал сюда лакей – около восьми часов утра.
– Итак, – Монк назвал свое имя и поклонился. – Что вы можете сказать нам с сержантом Ивэном?
Ивэн прикрыл за собой дверь и подошел к кровати; на его лице застыла гримаса жалости.
– Она скончалась этой ночью, – мрачно ответил Фаверелл. – Судя по состоянию тела, по меньшей мере семь часов назад. – Он достал из кармана часы и взглянул на циферблат. – Сейчас десять минут одиннадцатого. Стало быть, смерть наступила, ну, скажем, в три часа ночи, не позже. Одна очень глубокая, скорее всего, колотая рана. Бедняжка должна была лишиться сознания немедленно и расстаться с жизнью в течение двух-трех минут.
– Вы – семейный врач? – спросил Монк.
– Нет. Я живу за углом на Харли-стрит. Местный констебль знает мой адрес.
Монк направился к кровати, чтобы осмотреть тело поближе, и Фаверелл посторонился, давая ему дорогу. На лице покойной застыло удивленное выражение, словно она так до конца и не верила в реальность смерти. Несмотря на мертвенную бледность, Октавия Хэслетт оставалась красавицей. Изящно вылепленные скулы и надбровные дуги, большие глаза, полные губы, мягкие черты лица, предполагающие глубокие чувства. Такая женщина могла бы понравиться Монку. В изгибе губ он уловил на секунду что-то нестерпимо знакомое, но воспоминание было слишком неясным и мимолетным.
Взгляд Монка обежал разорванную ночную рубашку и остановился на царапинах и пятнах крови на горле и плечах. Ткань, разошедшаяся по шву почти донизу, была запахнута, словно покойная пыталась еще сохранить приличие. Монк мягко приподнял и осмотрел руки Октавии Хэслетт. Под ногтями все было чисто – ни следов крови, ни фрагментов кожи. Если здесь и происходила борьба, то нападающий остался невредим.
Тогда он поискал синяки. На коже должны были остаться кровоподтеки, даже если миссис Хэслетт скончалась почти сразу после ранения. Но ни на руках, где в случае борьбы вероятнее всего имеются повреждения, ни на остальных частях тела их не было.
– Ее перенесли, – сказал Монк несколько секунд спустя, сравнив рисунок кровавых полос на подоле и пятен на простыне, хотя по идее там должна была образоваться целая лужа крови. – Вы ее трогали?
– Нет. – Фаверелл покачал головой. – Я только раздвинул