ирокие штаны цвета хаки и свободного покроя пестрая рубаха. Старые кожаные сандалии, широкополая шляпа и почти новый чемодан на колесиках довершали облик типичного отдыхающего. Все бы ничего, но июль выдался на редкость холодным, и среди немногочисленных, по-осеннему одетых прохожих, юноша несколько выделялся своим видом.
– Если вам на Гавайи, тогда нужно идти вдоль по Ришельевской. Совсем немного, каких-нибудь двенадцать тысяч километров.
– А? – молодой человек огляделся в поисках источника голоса.
Говорившим оказался седой старик неопределенного возраста и не запоминающейся наружности. Разве что нос – длинный, с горбинкой, который в иных местах, а в Одессе в особенности, именуют еврейским, выделялся на худом лице, всецело завладевая вниманием смотрящего.
– Весь жизненный опыт подсказывает мне, шо вы заблудились, – старик сидел на широком мраморном подоконнике одного из магазинов, удобства ради, подстелив некогда пестрое одеяло – дальнего родственника рубашки юноши.
Молодой человек осторожно пожал плечами.
– Не то, чтобы…
– Обычно на этом месте приезжие спрашивают у меня за гостиницу. И я им говорю. Только, прошу, не разбивайте мне сердце. Я надеюсь, очень надеюсь, вы не в «Оскар» – этот, затянутый в мрамор, клоповник. Будто шикарный наряд может скрыть гнилое нутро, и не в «Жемчужину», где управляющий Хаим Левицкий. Каждое утро этот грубиян проходит мимо меня и воротит свой длинный нос, словно мы не знакомы, а сам, заметьте, мочился в постель до восьми лет…
– Не в гостиницу, – не иначе, как чудом, умудрился вставить юноша. – Признаться, я думал о чем-то подешевле, снять комнату…
– Снять! Шо же вы молчали! Шо же ви столько времени морочили седую голову старому Феру. Воистину, ви имели удачу родиться под счастливой звездой, и сегодня как раз тот день, когда находится лишнее тому подтверждение. Снять комнату! Старый Фер снимет вам такую комнату, что все отдыхающие мира изойдут желчью. У соседки Фаи как раз пустует…
– Я уже почти договорился…
– Шо за комната! «Жемчужина» со своим президентским люксом нервно кусает локти в стороне. Полы – отечественный линолеум начала века, мебель – сплошь антиквариеат времен СССР и это, заметьте, местами настоящая полировка, а не новомодное крашеное дерево. Обои – родственники мебели, шо за обои, кое-где даже видно рисунок. Да шо я рассказываю, сейчас пойдем, и сами все увидите!
– Хозяева ждут… – словно защищаясь, юноша нервно схватился за ручку чемодана.
Но старик уже поднялся с подоконника, ловко свернув одеяло. Взяв молодого человека под локоть, он уверенно и с необычной для возраста силой потянул его в сторону Катеринеской, туда, где она соединялась с Ланжеронской, и где начинался лабиринт одесских дворов и улочек.
– Не комната – рай для отдыхающего! Кто там только не жил… последние лет тридцать никто не жил, но до этого!..
***
Мы не будем описывать одесский двор. Это надо увидеть, прочувствовать. Лучше – пожить. Все эти окошки, больше похожие на бойницы, многократно крашеные веранды, лесенки и пристройки, что видели еще Российскую Империю и собираются дожить до Галактической. Веревки с вечным бельем, среди которого занимает почетное место неизменная тельняшка. Эти клумбы из автомобильных шин и дикий виноград. И коты – лениво растянувшиеся на треснувшем шифере – истинные хозяева одесских дворов.
В такой вот двор вошла наша парочка и сразу поднялась по шаткой, как положение нувориша и высокой, как его самомнение деревянной лестнице. На общей террасе, обрамляющей двор по периметру, парочка остановилась у второй двери от лестницы.
– Сара! Сара, – забарабанил в нее Фер, – вы сегодня будете идти на прием к мэру?
– Сегодня четверг? – донеслось с той стороны.
– Да.
– Сегодня утро?
– Да.
– Погода хорошая?
– Когда вас это останавливало.
– Тогда, я иду к мэру.
– Скажите ему, шо на углу Ришельевской и Бунина барахлит общественный вай фай. Из-за этой проблемы я последним узнаю шо делается в Китае. Там уже несколько месяцев борются с какой-то заразой, и мне важны их успехи.
– На Ришельевской?
– Да.
– Балуется вай фай?
– Да.
– Я скажу.
– Ну, идемте, – махнул старик.
Молодой человек не без интереса слушал разговор.
– Хотел спросить, разве не должны вы употреблять в речи «таки», «шо», переставлять слова и путать окончания? – уточнил он.
– «Шо» я употребляю! – обиделся старик.
– Вы же поняли меня.
– Ах, молодой человек, если ви таки хотите, шоб старый Фер говорил, как говорят одесситы в анекдотах и сериалах, так я вам скажу, ви пришли за адресом. Таки да, старый Фер умеет путать окончания и даже говорить о себе в третьем лице, так, кажется, это называется в остальном мире. Но старому Феру