пули… И тут ахнуло до глухоты снопом огня и рваным чугунным крошевом.
В памяти Михаила Павловича выжегся лишь взгляд молодого поручика, вернее, его глаза: в них он узрел бездну страдания и безумия. В карих, прежде красивых, а нынче пугающих глазах было больше, чем смерть, больше, чем ужас смерти… В следующий миг гусар рухнул лицом в ледяную черную жижу, а на его спине чуть ниже лопаток сквозь разодранный ментик13 сыро блеснуло что-то красное с белым, похожее на пригоршню свежего фарша.
– Ваш сын погиб достойно, как подобает дворянину. Он закрыл меня своей плотью… Так он спас мою жизнь, – склоняя непокрытую голову, закончил Михаил Павлович и положил перед безутешным графом офицерскую ташку14 сына. А чуть позже, через глубокую паузу, добавил: – Его тело будет доставлено к полудню… похороны и решительно все расходы, прошу не обидеть меня, граф, за мой счет. Я вечный должник вашей семьи. Не откажите…
– Благодарю… за хлопоты… – с выражением усиленного спокойствия едва слышно ответил белыми губами Петр Артемьевич.
– И вот еще. – Великий князь вложил в дрожащую руку отца раскрытую бонбоньерку15, на алом бархате которой сверкал точеными гранями орден Владимира с мечами. – Жаль, что посмертно. Награда по заслугам украсила бы его грудь. А это от меня лично на память, в знак благодарности и дружбы.
С этими словами брат Государя отстегнул с портупеи саблю, золоченые ножны которой украшали изысканные миниатюры баталий войны двенадцатого года.
– Засим прощайте, граф. Война. Деньги прибудут вместе с конвоем. Спросите капитана Небренчина.
Глава 3
– Итак, выбор пал-таки на Виленскую губернию, на мой дом, – возвращаясь к реалиям действительности, резюмировал старик. – Увы, солнце светит лишь в Петербурге… Прелести, красота, ум и талант и Вильне никому не нужны.
Холодов надул в раздумье щеки, потерев чисто выбритый подбородок, и выдохнул:
– Однако это обстоятельство требует трезвых раздумий. Ведь ежели разобраться по существу, – он вяло улыбнулся, пожав плечами, – под нашей громкой фамилией скрывается забвение и нищета… Черепицу на крыше, конечно, мы не считаем, но… для дитяти, пусть и незаконного, его высочества… Кто знает? Возможно, я многое потеряю, но может статься, и многое приобрету?.. В конце концов, над всеми законами и мнениями стоит Государь, а уж он не преминет проявить снисхождение и лояльность к своему брату и… своему племяннику.
«Р. S. Прежде, семнадцать лет назад, под Гроховым… уж так было угодно судьбе, я «отнял» у вас сына, нынче я вам его возвращаю, граф. Сын мой крещен и наречен Александром в светлую память о том, кто некогда спас мне жизнь».
Близко поднося письмо к глазам, перечитал наново Холодов последние строки Великого князя и бережно уложил послание в конверт.
«Вот уж подарок судьбы, кто б мог подумать, милейший? Еще не знает жена… то-то будет восторгов и пересуд! Боле того, его высочество гарантирует завидное содержание,