Ницше, должно быть, решил, что его привлекает не только пианино. Он снова отправился в бордель, а вернувшись в Лейпциг, почти наверняка несколько раз посетил подобные заведения. Вскоре после этого Ницше обнаружил, что подцепил болезнь. Лечивший его врач не сказал, что у него сифилис (в те времена это было неизлечимо, и о таком диагнозе не сообщали). Но как бы то ни было, в результате этого инцидента Ницше, судя по всему, стал воздерживаться от сексуальных отношений с женщинами. Однако всю жизнь в своих трудах он бросал шокирующие, разоблачающие самого автора замечания о них: «Ты идешь к женщинам? Не забудь плетку!»[3] (Хотя, возможно, лейпцигский бордель был такого сорта, что Ницше полагал разумным, идя туда, подготовиться к драке.)
Второй судьбоносный случай произошел, когда он зашел в лавку букиниста и обнаружил «Мир как воля и представление» Шопенгауэра. «Я взял в руки незнакомую книгу и стал перелистывать страницу за страницей. Не знаю, что за демон нашептывал мне в уши: «Возьми эту книгу домой». И вот, нарушив свой принцип никогда не покупать книги сразу, я так и поступил. Очутившись дома, я забился в угол дивана со своим новым сокровищем и позволил этому динамичному мрачному гению трудиться над моим разумом… Я обнаружил, что гляжу в зеркало, которое отражало мир, жизнь и мою собственную натуру в ужасающем величии… И тут я увидел болезнь и здоровье, изгнание и убежище, Ад и Рай».
В результате этих поразительно пророческих чувств Ницше стал последователем Шопенгауэра. В тот момент, когда у Ницше не было ничего, во что можно верить, он просто нуждался в пессимизме и отстраненности Шопенгауэра. Согласно Шопенгауэру, мир – всего лишь представление, поддерживаемое всепроникающей злой волей. Эта воля слепа и не обращает внимания на заботы человечества и, когда его представители восстают против ее проявлений вокруг себя (мира), навязывает им жизнь, полную страдания. Наша единственная возможность – уменьшить власть воли внутри себя, выбрав путь отвержения и аскетизма.
Шопенгауэровский пессимизм не соответствовал натуре Ницше, но тот сразу признал его честность и силу. Отныне позитивным идеям Ницше надо было набрать достаточно силы, чтобы выйти за пределы этого пессимизма. Путь вперед пролегал через Шопенгауэра. Но решающим стало представление Шопенгауэра о воле как о ведущей силе. В конечном счете оно трансформировалось в ницшеанскую волю к власти.
В 1867 г. Ницше был на год призван в прусскую армию. Власти были явно одурачены пышными свирепыми усами, которые Ницше выращивал под неубедительным дуэльным шрамом, и назначили его в кавалерию. Это было ошибкой. Ницше был решителен, но физически жалок. Он серьезно пострадал при падении с лошади, но продолжал скакать в лучших прусских традициях. Вернувшись в казармы, рядовой Ницше на месяц попал в госпиталь. За усердие он получил чин младшего капрала и был отправлен домой.
Ницше снова оказался в Лейпцигском университете, где был признан