Ходить и разговаривать. Обойди достаточно улиц, разговори достаточно людей – и рано или поздно получишь ответ.
Общественное признание, подумала Ангва. Фирменная фраза Моркоу. То есть на самом деле это была фирменная фраза Ваймса, но сэр Сэмюэль обычно сопровождал ее смачным плевком. А Моркоу в это верил. Это Моркоу предложил патрицию отрядить закоренелых преступников «служить на благо общества» – ремонтировать дома старушек, что привело к новым треволнениям в жизни престарелых горожан и, учитывая уровень преступности в Анк-Морпорке, к тому, что как минимум одной пожилой даме столько раз за полгода клеили обои в гостиной, что теперь она могла входить туда только боком[6].
– Я нашел кое-что очень интересное. Уверен, тебе будет ужасно интересно взглянуть! – сказал Моркоу какое-то время спустя.
– Как интересно! – откликнулась Ангва.
– Но я тебе не скажу, что это, потому что это сюрприз, – продолжил Моркоу.
– Вот как. Хорошо.
Ангва какое-то время шагала в задумчивости и потом спросила:
– А это сюрприз вроде той коллекции камней, которую ты мне показывал на прошлой неделе?
– Скажи, было здорово? – восторженно отозвался Моркоу. – Я столько раз ходил по той улице и даже не подозревал, что там есть музей минералов! Ты только вспомни, какие там силикаты!
– Просто невероятные! Удивительно, почему люди не сбегаются толпами на них посмотреть, правда?
– Ума не приложу почему!
Ангва напомнила себе, что в голове у Моркоу не было и намека на примесь иронии. В конце концов, не его вина, что он вырос в шахте среди гномов и взаправду считал, что куски камней – это интересно. Неделю назад они ходили в литейный цех. Тоже интересное место.
И все же… все же… его невозможно было не любить. Моркоу нравился даже тем, кого он арестовывал. Даже старушкам, которые по его милости постоянно дышали краской. Он нравился Ангве. Очень нравился. И потому от мысли, что от него придется уйти, было еще больнее.
Она была вервольфом. Вот и весь сказ. Если ты вервольф, у тебя не так уж много вариантов: либо стараться, чтобы люди не раскрыли твой секрет, либо наблюдать, как они держатся поодаль и шепчутся у тебя за спиной (хотя, конечно, чтобы это увидеть, надо обернуться).
Моркоу было все равно. Но ему было не все равно, что другим не все равно. Ему было не все равно, что даже вполне приветливые коллеги стараются на всякий случай носить с собой что-нибудь серебряное. Ангва видела, что это его удручает. Напряжение нарастало, а Моркоу не знал, как с ним справиться. Отец не зря говорил: связываться с людьми не ради обеда себе дороже – проще сразу прыгнуть в серебряные копи.
– Похоже, в следующем году на праздник будет много фейерверков, – сказал Моркоу. – Люблю фейерверки.
– Я никак не возьму в толк, почему в Анк-Морпорке хотят отпраздновать триста лет с окончания гражданской войны? – заметила Ангва, возвращаясь в здесь-и-сейчас.
– Почему бы и нет? Мы же победили, – сказал Моркоу.
– Да, но в то же время проиграли.
– Нужно