доверчивость – птенцы из одного гнезда. Видимо, в силу профессии: люди, имеющие дело с цифрами и деньгами, обычно недоверчивы. Алиса была доверчива и наивна, но далеко не глупа. Подумав, я понял, что наивность и доверчивость проистекают от недостатка жизненного опыта, а глупость – это вроде таланта, пожизненно, и никуда от нее не денешься. Она действительно поверила, что я вышиваю крестиком, и я потом часто подтрунивал над ней, а она отбивалась, крича: «А что тут такого? Неужели не бывает банкиров, вышивающих крестиком? Гипотетически?» – «Ну, разве только гипотетически», – отвечал я.
Она мечтала стать журналисткой – мотаться по всей планете, раскапывать замечательные истории, открывать тайны, встречаться с потрясающими людьми. Образования у нее было всего ничего – средняя школа и какие-то сомнительные скороспелые литературные курсы, но тексты ее, неровные, дерганые, часто путаные, задевали нестандартностью и необычным ракурсом. Лешка, которому образности мышления тоже было не занимать, сказал, что Лиска… Он называл ее всякими смешными именами, производными от Алиса – Лиска, Лиса, Лисичка, Лисенок, а то и Лисюк… что Лиска рожает свои материалы, стоя на голове на перилах балкона и подглядывая через окна за происходящим в соседнем доме. Он устроил ее в желтоватый «Вечерний курьер», и она щенком моталась по городу в поисках материала, причем хваталась за самые странные темы. К моменту нашего знакомства она успела написать о городских очистных сооружениях; о реке в половодье, которая тащит поваленные деревья, дома, собачьи будки и всякие другие предметы – причем с философской точки зрения; о местном женском монастыре и его настоятельнице – бывшей рабочей текстильной фабрики, которой было видение; о творчестве психически неполноценных из областной лечебницы и устроила аукцион их картин, что положительно отразилось на бюджете заведения; о карликах, клеящих коробки в кустарных мастерских.
А потом дошла очередь до меня: Лешкина протеже задумала серию «Земляки» и уже написала о необыкновенном бомже, о пожилой певице, потерявшей голос, одинокой и больной, об американцах, которые невесть с какой радости поселились в нашем городе – один архитектор, другой программист. Приехали навестить друзей и остались, продолжая работать в своих американских фирмах виртуально, завели друзей, каждый день тусовки – говорят, здесь у вас больше свободы и нормальных людей. Теперь ей понадобился бизнесмен, и Лешка подсунул ей меня. Я воспротивился, Алиса настаивала. Лешка, в восторге от интриги, подначивал нас обоих.
Через неделю он вдруг позвонил и попросил приютить Алису на пару дней – ей пришлось съехать с квартиры, так как муж хозяйки стал проявлять к ней интерес «как к женщине», сказал Леша, и бедняжка оказалась буквально на улице. И уже три ночи ночует в редакции на старом продавленном диване. Я рассмеялся – интерес? Как к женщине? К этой пигалице?
Она переселилась ко мне в тот же вечер, притащив чемодан и спортивную сумку. Я уступил ей свой кабинет, а потом позвал ужинать. Она отказалась, сказав, что не голодна. Я, недолго думая, взял ее за руку, привел на кухню и приказал