что я не леди, – ответила я.
– Но и не кошка.
Вернувшись в Скрипторий, я обошла его вокруг, провела обожженными пальцами по полкам и книгам, и на их кончиках собрались комочки пыли. «Я совсем не прочь быть кошкой», – подумала я.
Мистер Свитмен подмигнул мне, когда я проходила мимо, а мистер Мейлинг спросил:
– Kiel vi fartas[8], Эсме?
– Все хорошо, спасибо, мистер Мейлинг.
Он посмотрел на меня, вскинув брови.
– А как это сказать на эсперанто?
Я задумалась.
– Mi fartas bone, dankon.
Мистер Мейлинг кивнул и улыбнулся:
– Bona.
Мистер Крейн тяжело вздохнул, намекая всем, что я неисправима.
Я собиралась залезть под стол, но передумала. Это было взрослое решение, но мне стало досадно, что не я сама приняла его. Найдя проем между двумя книжными шкафами, я протиснулась в него, встревожив пыль, паутину и два заброшенных листочка.
Они валялись под шкафом справа от меня. Я подняла сначала один, потом второй. Слова на букву C – значит, недавно потерялись. Я спрятала их и посмотрела в сторону сортировочного стола. Ближе всех ко мне сидел мистер Крейн, и под его стулом лежало еще одно слово. Неужели ему все безразлично?
– Эта девочка – воровка.
Я услышала, как мистер Крейн сказал так доктору Мюррею. Тот повернулся в мою сторону, и у меня все похолодело внутри. Мне казалось, что я превращаюсь в камень. Мистер Мюррей вернулся к своему бюро, взял гранки и подошел с ними к папе.
Доктор Мюррей сделал вид, что говорит о словах, но они даже не смотрели на страницы. Когда доктор Мюррей отошел, папа посмотрел через сортировочный стол на проем между книжными шкафами. Встретившись со мной взглядом, он рукой указал на дверь Скриптория.
Когда мы стояли под ясенем, он протянул свою руку ладонью вверх, и я молча смотрела на нее. Он произнес мое имя громче, чем обычно, и заставил вывернуть карманы.
Слово было грубым и неинтересным, но мне нравилась цитата для него. Когда я положила слово папе на ладонь, он смотрел на него так, как будто видел впервые и не знал, что с ним делать. Я видела, как его губы беззвучно повторили слово и предложение под ним.
COUNT
«I count you for a fool»[9].
Tennyson, 1859
Папа долго молчал. Стоя на холоде, мы словно играли в статуи – никто из нас не хотел зашевелиться первым. Наконец он сунул листочек в карман брюк и повел меня на кухню.
– Лиззи, ты позволишь Эсме посидеть до вечера у тебя в комнате? – спросил папа, закрывая за собой дверь, чтобы не выпускать наружу тепло.
Лиззи отложила картофель, который чистила, и вытерла руки о фартук.
– Конечно, мистер Николл. Я всегда рада Эсме.
– Ее не надо развлекать. Пусть сидит и думает о своем поведении. Желательно в одиночестве.
– Как скажете, мистер Николл, – ответила Лиззи, хотя ни она, ни папа не осмелились взглянуть друг другу в глаза.
Оставшись одна, я села рядом с кроватью