рюкзак и только потом посмотреть новости, почитать комментарии.
И не то чтобы ему было страшно узнавать правду, нет. Просто совсем не хотелось разбавлять впечатления от долгожданной встречи с красавицей-горой голосами дикторов, журналистов, критиков, фанатов. Где гора, а где люди? Такое мешать нельзя.
Но не получилось. Надо же было водителю включить именно эту станцию и именно в этот момент. Ну, значит, так надо. Значит, и эта цель достигнута.
Наконец-то… А то он уже много лет по-всякому пытался, пытался, а любовь публики всё никак не давалась. Разное попробовал, разное. И вдруг – откуда ни возьмись этот бит, инстинктивно поставленный на повтор. И слова песни – тоже за пару часов, с лёту, залпом.
Презентовал новое творение публике и махнул в горы. Первый вышел из самолёта, первый получил багаж. Как вожак.
Однако своенравная оказалась гора, решила проверку ему устроить. Закидала камнями, заставила дышать пылью, повесила на шею раненого мужика и путь вниз отрезала.
Там, наверху, с покрывшейся инеем бородой, с окоченевшими от холода руками, он все шесть часов, пока не прилетел спасительный вертолёт, навывал недавно придуманные слова недавно вышедшей песни всё норовившему потерять сознание проводнику. Растирал его, растирал себя и пел. Упрямо, хрипло, зло пел.
Швейцарец, не знавший ни слова по-русски, в какой-то момент начал подвывать.
Гора молчала. Гора слушала. А потом то ли сжалилась, то ли мелодия ей понравилась, взяла и убрала туман.
Спасатель, кажется, был в красной каске, трос тоже вроде был красный, а остальное – больница, врачи – в памяти сильно смазалось.
Только удаляющаяся гора на прощание отчётливо одобрительно кивала своей когтистой вершиной.
Потеряли
Шестнадцатилетняя Настя девушкой была колючей: чуть что – хлопала дверью, а если уж совсем доставали, то выбегала из дома и прыгала на свой недовольно ворчащий мопед.
Выбежала она и сегодня, после того как Марина, услышав в ответ на невинную просьбу убрать комнату бесцеремонное «Отстань!», не сдержалась и кинула в дочь недоеденным яблоком. Яблоко в цель не попало, но, ударившись со всей дури о стену, оставило там пятно и разлетелось на множество кусочков.
– Ну и катись на все четыре стороны! – крикнула дочери c балкона Марина.
Настя показала матери большой палец, кое-как собрала в пучок совсем недавно выкрашенные в розовый цвет волосы и спрятала их под шлемом.
Оставшийся день Марина провела в суете: надо было и за продуктами, и в банк, и туфли из ремонта забрать. Подъехав вечером к дому на окраине Берна и увидев у себя тёмные окна, она нервно поглядела на часы: у них с дочерью был уговор, что та или приходит домой до девяти, или предупреждает, что задерживается. Зайдя в квартиру, она поняла, что Настя договор нарушила.
– Вот гадина! – проворчала Марина, раскладывая содержимое пакетов по местам. – Совсем слушаться перестала.
Злость