гимнаст из вас получится. Олимпийский!
Йовичича солдаты называли барином, а кто был из южных губерний, звал его паном. Они не догадывались, что он девушка. Его девичью застенчивость, то, что он никогда догола не раздевался при них, они объясняли особенностью избалованного барина, нежностью дворянчика. Подшучивали над этим, но с особой деликатной чуткостью, свойственной совершенно простым людям. Они не сильно издевались над его девичьей стыдливостью и не допытывались до него, чего он такого стесняется. И насколько могли сдерживались при нем от грубых шуток.
С первого дня веселый, любезный, образованный барин Моран Николаевич заслужил любовь и уважение всей роты, приобрел себе множество защитников и покровителей. У него оказалось множество талантов. Столько всего он умел! И пел, и танцевал, и письма, для неграмотных, писал, и роте газеты читал, и про немца рассказывал, да так подробно, что можно было подумать, что он сам немец. А еще он прекрасно умел рисовать. Орлова с его двумя георгиевскими крестами так изобразил, что любо-дорого было смотреть. Портрет, настоящий портрет. Прямо фотография. Орлов его послал домой своей жене, пусть полюбуется. И никогда ни для кого не было отказа. Придет к нему солдат с простой просьбой, Моран свою хорошенькую голову поднимет, улыбнется такой милой, доброй улыбкой, и скажет: – «Хорошо, сейчас.» и сделает то, что его попросили.
Такой славный был этот недавно появившийся барин!
– Так вот, барин, мы с вами вот что попробуем… – говорил Орлов, глядя своими карими глазами прямо в глаза Йовичич, и какая-то усмешка светилась в этих глазах. И от этой усмешки лицо Йовичич заливало кровью, и тревожная мысль молнией проносилась: «неужели догадывается, неужели догадается?»
– Глядите на меня. Первое – пол выпада, руки вверх, пальцы в кулак, вот так. Раз! Второе – поворот налево, руки в стороны. Два! И третье – встать на правое колено, руки на бедра. Три! Встать в положение смирно. Четыре! Начинаем!
Рядовой Йовичич точно и безошибочно повторил все несложные движения Орлова. Ей ли, танцевавшей бальные танцы, ошибиться в приемах орловской гимнастики!
– Чёрт! Ловко. Но на втором движении немного неладно вышло, – говорил Орлов, и опять в его глазах играл не то удивленный, не то насмешливый огонек, который бросал в краску Морану, – На втором приёме – остановка.
Йовичич проделала и остановилась с раскинутыми руками, пальцами, сжатыми в крошечные кулачки, и расставленными в широкий шаг ногами.
– Ну вот! Неверно. Мордочка налево, в сторону движения, подбородок вверх, а ноги чуть шире!
И Орлов своими толстыми, грязными пальцами, пахнущими землей, взял Йовичич за тонкий, изящно обточенный подбородок и повернул голову налево.
– Вот так правильно будет. А кожа у вас, барин, прямо как у бабы, нежная!
Холодные мурашки побежали по телу Йовичич, от самого затылка, по спине, к ногам. «Догадался, он понял, он догадался, –