Буквально – от меня как от социального субъекта оно не ускользает, ибо социум есть сфера удовлетворения моих амбиций. Для меня социум – мера мер бытия. Его предел. В метафизическом отношении бытие для меня исчерпано его окончательным и зловещим пониманием. А Небытие не только не ускользает, оно тотально присутствует. Можно сказать, что я впаяна в Небытие.
Ничто как власть
Человек, как и было сказано, – социальное животное. Сверхчеловек – двойное социальное, пусть и метафизическое отчасти, оттого все основные удовлетворения субъекта связаны с социумом. Не будет социума – не будет и желаний. Ровно потому социум в лице психоаналитиков, рекламщиков и прочих знатоков душ так озабочен созданием фиктивных желаний и страхов – посредством их удовлетворения (компенсации) человек отвлекается от удовлетворения социальных амбиций, ведь именно их удовлетворение (к примеру, власть) обеспечивает подлинные запросы Эго. Небытие (Ничто) в некотором роде тождественно обретению власти, ибо устраняет конкуренцию – и вместе с тем проблему.
Непроговариваемая очевидность
Ежели текст направлен к тем, кто (как желаете вы) должен полюбить вас, дело обстоит просто. Хотя это и унизительно относительно текста. Ежели направлен к тому, кто должен понять – ещё проще. Но когда текст становится самодостаточной функцией, некоей кошмарной констатацией, где не должно быть Другого (да он и не нужен), всё становится куда сложней. Непроговариваемая очевидность – имя этой пытке.
Отказаться от жизни
Ещё при «жизни» отказаться от жизни – акт геройский и мучительный, когда все силы бытия – против тебя, как против вражьей сущности, тайной подлинности, экзистенциального и ментального беглеца – я бы сказала, «святого», не будь это слово так опошлено, очищено, замылено, так безнадёжно лживо. Это не имеет отношения ни к аскетизму, ни к монашеству – речь об отвержении самого принципа бытия, о тотальном его неприятии.
Русская литература как невроз
В Средневековье биологическая продолжительность жизни человека примерно совпадала с её смысловой наполненностью. В современном же мире эти границы серьёзно расширились – жизнь удлинилась, но её базовые смыслы, как правило, определяемые религиозными сюжетами и императивами, остались на том же месте. То есть всё больше людей к середине своего существования приходят к эмоциональному и душевному опустошению. Особенно это заметно по российской интеллигенции, которая с неистовством и упорством, достойными лучшего применения, тащит в беспощадное будущее XXI века груз прошлого из века XIX.
Циническим апофеозом совмещения тела и духа является история Иисуса Христа, одного из первых и широко растиражированных литературных персонажей, который воплощал собой «идеальное» сочетание человеческого и метафизического. Но нужны ли современному миру и людям такие жертвы? Скажу «кощунственное» – эти жертвы не нужны.
Признаться, я не могу