него ничего не требовалось, можно было даже не отвечать, когда она к нему обращалась. Она все равно продолжала приходить, по хозяйству ничего не делала, зато могла вдруг включить музыку и начать комментировать, как звучит гитара в третьем куплете.
Со временем она стала все больше говорить. Не о себе, не о нем – этих тем она никогда не затрагивала, – а обо всем на свете. Какую погоду обещают, что нового в мире, пересказывала прочитанное или то, что где-то слышала. Ничего, что могло бы взволновать. А он просто позволял все это на себя выливать, иногда выхватывал отдельные фразы и новости, но она никогда не просила его высказать свое мнение, которого у него, собственно, и не было.
Как-то раз она начала пересказывать сериал, который смотрела на «Нетфликсе», и позднее он понял, что она нарочно рассказывает его серия за серией, по одной в день. Постепенно его увлек сюжет, и начав однажды слушать активно, он уже не мог остановиться.
В конце концов он начал замечать, что, когда она приходит, он испытывает… нет, не радость, конечно, но нечто, что выводит его из полного оцепенения. Предвкушение.
Постепенно она начала задавать ему вопросы. Со временем он понял, что ее что-то гложет, что она никак не расстанется с мыслью о том, что Адам, возможно, не утонул, а был похищен. А может быть, она просто провоцировала его, хотела вызвать у него хоть какую-то реакцию? Бешенство? Да кто ты такая, чтобы приходить сюда и вселять ложные надежды? Или как раз надежду? Поначалу он не чувствовал ничего. Во всем, что касалось Адама, до него было не достучаться. Но он не пытался ее остановить, не потому, что она вселяла в него веру в то, что мальчик, несмотря ни на что, может быть жив, а потому, что теперь он ценил ее присутствие чуть больше, чем отсутствие.
Все потому, что в ее компании он мог оставаться самим собой. Вот именно таким жалким и ничтожным, каким себя и ощущал. Настолько презирающим себя. А еще потому, что за ее рассказами время хоть как-то шло.
Пока мы не найдем тело.
Ботинок мальчика стал как бы последним, решающим доказательством того, что Адам упал в воду и утонул.
Разумеется, могло быть и так.
Но Майя заметила, что ей не хочется смиряться с этой мыслью. Точнее, ей казалось, что окружающие слишком быстро ее приняли. Разумеется, течение могло отнести маленькое тело сколь угодно далеко – оно могло теперь находиться на стометровой глубине или на полпути к Дании, однако факт оставался фактом: тело не найдено.
Насколько поняла Майя, дело о возможном похищении мальчика по-прежнему было открыто, но расследование ни к чему не привело. Но если кто-то похитил Адама, ему или ей хватило бы ума подбросить ведерко и ботинок в воду.
После публикации скандальных снимков, на которых Мартин представал с топором в руках и безумным взглядом, подозрения по отношению к нему со стороны общественности лишь укрепились.
– Как им удалось изобразить Мартина похожим на Джека Торранса в «Сиянии»? – возмущенно спросила Майя у Бекке.
– Когда Мартин побежал, это стало