понимает, что собственное начальство ему не провести. Потому-то он и бесится.
– Альберик, я послал тебе массив данных по теплообмену в гидросистеме, – прошептал мне Паскаль. – Отчет об аномалиях у тебя уже был.
– Знаю. Спасибо, постараюсь побыстрее его обработать.
Как и остальных, меня не радовала перспектива жевать холодный ужин, но требовалось нечто большее, чтобы испортить мне удовольствие от работы за пультом. Честно говоря, единственными приятными моментами в моей жизни на борту «Святого Михаила» были те, которые я проводил, подключившись к биоСтрукту и манипулируя этой невероятной машиной.
Когда я в первый раз зашел в корабельный зал общего управления, он произвел на меня незабываемое впечатление. Даже будучи специалистом по информатике, оператором, специализирующимся на биоСтруктах, я никогда и не надеялся увидеть нечто подобное.
Зал имел форму двадцатигранника и был вписан в пространство со сторонами в тридцать метров, а на каждой из боковых граней был установлен один из пультов управления. Внутренние перегородки между пультовыми кабинами были стеклянными и выходили в замкнутую центральную зону; потолки кабин первого уровня служили полом для второго, потолки второго – полом для третьего. Создавалось полное впечатление, что находишься внутри гигантского кристалла. Поначалу это могло даже привести к потере ориентации. Официально это место именовалось «зал общего контроля», но операторы очень быстро нашли ему более лаконичное прозвание: Алмаз.
Я сказал, что был совершенно зачарован, попав сюда впервые четыре месяца назад, но меня поразила не столько удивительная конструкция Алмаза, сколько то, что находилось в ее центре, в замкнутой зоне. За стеклянными перегородками пультовых кабин возвышалась самая сложная искусственная структура, когда-либо созданная человеком: биоСтрукт Нод-2.
На самом деле «зачарован» – это еще недостаточно сильно сказано, я был буквально покорен Нод-2. На какое-то мгновение, при мысли, что я мог упустить такой опыт, такую встречу, отступила даже вызванная насильственной мобилизацией ярость. У меня мурашки прошли по телу, когда я осознал размеры этого компьютера – возможно, самого большого биокремниевого гибрида, которым мне предстоит управлять в своей жизни, – и вычислительную мощь, которую он в себе несет. В центре Алмаза, за перегородками из двухатомного стекла в восемьдесят сантиметров толщиной, парила гладкая сфера диаметром пять метров с черной матовой, словно эбеновой, поверхностью. Поддерживаемая мощными силовыми полями, она функционировала в полном симбиозе с остальным кораблем, с которым ее соединяли четыре пучка толстых кабелей. Если с географической точки зрения это было сердцем Нод-2, то по сути являлось его мозгом.
Я без всякого труда представлял себе миллиарды выращенных непосредственно в кремниевых схемах, впечатанных в них до последнего атома и постоянно подпитывавшихся искусственной кровяной плазмой клонированных сенсорных нейронов у него внутри. БиоСтрукту были доступны любые,