быть разной. Иногда ее внутренняя детскость сочеталась с взрослостью, но чаще ее взрослость была далеко от ее детскости.
Хотя всякий человек в душе остается ребенком. Вот только на поверхности всегда бывает не то, что есть внутри. Детские игры уходят, и наступает время взрослых.
Ватюшков сел в кресло и остановил взгляд на одной точке. Он недоволен был тем, что снова услышал о Корозове. Что-то часто он о нем стал слышать последнее время. Откуда тот вдруг выплыл и что ему надо от Евы?
Между тем, девушка не обратила внимания на его реакцию. Остановилась в дверях, прислонилась плечом к косяку, чуть-чуть шевельнула губами, и с них тихо порхнул вопрос:
– Ты пойдешь со мной в ресторан в качестве одного из друзей?
– Ты желаешь этого? – спросил, прищурив глаза и сведя брови.
В мимолетной улыбке, которая сверкнула на лице Нарлинской и исчезла, приоткрылись губы:
– Ведь ты же мой друг.
Сделав паузу, словно раздумывая над ее словами, он покровительственно проговорил:
– Ну, в таком случае, я никак не могу оставить такую красавицу без своего присутствия.
Оторвавшись от косяка, Ева вошла в комнату. Он протянул к ней руку, призывая этим жестом подойти ближе. Она подошла со словами:
– Корозов почему-то выспрашивал про Романа. С чего бы вдруг? Тебе не кажется это странным? Про Романа.
Взяв Еву за бедра, Ватюшков повернул ее боком и посадил к себе на колени. Для него ее слова не стали новостью. Слишком уж этот молокосос, по его мнению, начал выпячиваться, где не следует, в глаза бросаться. Окорачивать приходится, чтобы знал свой шесток. Усмехнулся и проговорил:
– Мне кажется странным, что ты продолжаешь путаться с ним.
– Ты не мог подобрать другого слова? – надула губы Нарлинская. – Никто не путается с ним. Он просто был избит и так жалок, что пришлось проводить его. Хотя мое сопровождение не помогло ему. – Ева замолчала, она догадывалась, чьих рук было дело, но ни словом не обмолвилась.
Сдавив ее ладонь, он задумчиво и сосредоточенно посмотрел на красивые пальцы. Ему не нравилось, что этот щенок крутился возле Нарлинской, что она явно заигрывала с ним.
– Предупреждаю! – сказал с угрозой. – Если вздумаешь еще прыгнуть к этому молокососу в постель, я пущу ему кровь!
Ева тихо положила ему на грудь голову, как бы молчаливо соглашаясь с его требованием, покорно подчиняясь более сильному. Однако было не понять – это временная уступка, либо постоянная договоренность?
В принципе, для него большого значения не имело, как отреагировала на его слова Ева. Главное, как она в дальнейшем поведет себя.
Между тем, каждый из них по-своему представлял, что может или что должно произойти дальше.
За окном была уже ночь, но Еве спать не хотелось. Распорядок ее дня был совершенно иным, нежели у всех, живущих рядом в доме. Она соскользнула с колен Ватюшкова с намерением пойти, приготовить кофе. Но он и сам был не против чашечки крепкого напитка.
Через минуту она загремела