вот и нет, – рассмеялся Альдо, – мы с Робером разбогатели.
– Вы с Робером? Не верится что-то… Купцы из вас никакие, душу Зеленоглазому и то не продадите.
– А мы не торговали, – засмеялся Альдо, – мы в кости играли. Вернее, играл Робер и выиграл целый корабль… Со всем товаром. Мы его тут же гоганам сплавили. Продешевили, конечно, но все равно двадцать шесть вел для нас теперь не деньги!
– Погоди, друг любезный, – перебила вдовица, – я понимаю, что вы с Иноходцем друзья, но жить за его счет мы не можем.
– Как это за его? – вскинулся внук, но быстро одумался. – Ну… Не все ли равно! Если б выиграл я, я бы…
– Ты бы… – хмыкнула Матильда, – ты выиграй сначала, а потом мы – другое дело. Эпинэ – наши вассалы, мы их кормить можем и даже должны, они нас – нет…
– Матильда, ты не понимаешь. Мы…
– Я все понимаю. Деньги за четки, так и быть, мы у него возьмем, но больше ни суана. Понял?
Внук кивнул, но Матильда видела, что он не согласен. Конечно, Альдо вместе с Иноходцем станет таскаться по трактирам и подружкам, но деньги занимать у него не будет. Матильда искренне презирала дворян, живущих за счет богатых друзей, что отнюдь не мешало ей самой подкармливать тех, кто был еще бедней, чем она.
– Матильда, – немного поколебавшись, спросил внук, – ты чего-нибудь знаешь про Гальтару? Что там такого? За какими тварями столицу перенесли в Кабитэлу?
Зубы заговаривает… Альдо с детства отвлекал бабку от неприятных разговоров, спрашивая о всякой ерунде, но зачем парню эти развалины?
3
Наступала Ночь Вентоха[58]. Наконец-то! Мэллит с нежностью посмотрела на висящую над черными крышами половинку Луны. Ночь Луны – ночь свободы! Маленькая гоганни поняла это, когда ей было лет семь. Какие бы муки ни грозили нарушительнице заветов Кабиоховых после смерти, в этом мире ночные прогулки были единственным счастьем, которое знала младшая дочь достославного Жаймиоля.
Мэллит росла тихой, замкнутой и очень послушной, как и положено младшей дочери и к тому же дурнушке. На девочке испробовали множество снадобий, за нее возносили молитвы, ее окуривали отвращающими зло благовониями и поили утренней росой, но никакие ухищрения не помогали – Мэллит оставалась безнадежной худышкой, которую чуть что начинало тошнить. И это при том, что семь ее старших сестер были настоящими красавицами!
Когда девочка подросла, болезнь прошла сама собой, но было поздно – Мэллит так и осталась заморышем. В доме ее жалели и опасались, что дурнушка останется без достойного жениха. Причитания родичей девушка выслушивала молча. Вернее, не выслушивала. Она очень рано научилась кивать головой и думать о своем. Ее считали слабой, послушной и глупенькой, а она лазала по деревьям и крышам не хуже кошки и перечитала все оказавшиеся в доме книги, а было их немало.
То, что на ней никто не женится, Мэллит не пугало – ее не привлекала жизнь, которую вела мать, и она не завидовала красоте сестер. Чему завидовать? Тому,