ведро высыпали в ящик. Полный трехведерный ящик опорожнялся в тракторный прицеп. Это был небольшой, полутонный кузов. А трактор был типа мини-«Беларусь». Садовый ДТ-20. Простая колесная машина.
Это была дурацкая работа по дурацким расценкам. У земледельца вообще мало шансов разбогатеть. Но поправить свое положение можно.
– Пацаны, накидайте-ка мне кузовок картошечки получше, – сказал тракторист нам троим. Мы с Вов кой и Серегой держались вместе и в слабосильной команде делали что труднее. – Почище там, поровней!
И заржал. Он был рыжий, его звали Васькой, он был всегда поддат и всегда ржал. Иногда он ложился на полчаса поспать в траве у поля, а трактор вел по борозде от ящика до ящика один из нас. У руля ходил огромный люфт, а остальное примитивно.
– Вон там давай, там с верхнего края она посуше! – указывал и командовал он.
Кому и тракторист начальство. Работяге по фиг дым. Накидали и забыли.
И вот вечерняя идиллия. Кусты, пруд, закат, деревянный дом на холме. В кустах сырость, пруд воняет, в доме на нарах лежим мы, соломенные тюфяки пролеживаем. Небогатый ужин внутри бурчит, не может перевариться. Заходит один:
– Там к вам пришли. Зовут.
– Кого – зовут?
– Говорят – Мишка, Серега и Вовка.
Отродясь к нам в этой деревне никто не приходил. Бить? Так мы и на танцы не ходили…
– Возьмем-ка лопаты, – рассудил Серега. – Не помешают.
И мы с лопатами наготове крадемся на полусогнутых. А за кустом сидит наш Вася и ржет:
– Так копать понравилось, что и за стол с лопатой?
Он распахнул ватник, как петух крылья, возвещая заветный час. За пояс были заткнуты четыре бутылки. Так матросы бросались под танк. Мы не поняли, откуда что зачем.
– Так картошка! – ржал Васька. – Старушке ссыпал в подпол, Егоровне! Считай, по два рубля мешок. Двадцатку дала. Я уже одну выпил. И похмелиться оставил. А это ваше. Вместе. Вы чо?
Мы растроганно впечатлились. Возбудились. Сгоношили закуску: хлеб, огурцы и томатную пасту. Газету подстелить и кружку на каждого.
Васька развел пузырь на троих, а себе по донышку:
– Пацаны, это вам, я уже!
Звяк, бульк, кряк, хэк! Хорошо пошла! Кто как, а я сто пятьдесят залпом пил впервые. Этот молотовский коктейль назывался «Охотничья» и градусов имел сорок три оборота.
Мы хрустнули огуречно, зажевали черняшкой, омокнутой в томат, и улыбнулись друг другу в теплом и ласковом мире.
– Хорошо пошла! – ржал Васька, и мы закурили, вмазавшие мужики после работы.
Дальше произошло неожиданное.
– Между первой и второй – промежуток небольшой! – объявил Васька и развел вторую бутылку.
Мы-то думали, что три оставшиеся он отдаст нам так. И мы распорядимся добром когда захотим. И отнюдь не сразу.
Наш матерый механизатор взялся за дело всерьез.
– За все хорошее! – провозгласил он, и мы выпили.
Пить оказалось делом нехитрым. Но мысль о последствиях пугала. Это была последняя отчетливая мысль.
Оказалось,