Европу? Удачно ли прошла поездка?
– Спасибо, удачно.
Лиза хотела было отругать себя – что за хозяйка такая, которая не может гостя развеселить? Но, по правде, в тот момент ее заботило иное.
Аксинья весь вечер была сама не своя. Едва завидев гостей, побелела кожей, а следом краской залилась, будто вся кровь в одночасье к лицу прилила. Когда блюда подносила, прятала голову в плечи и норовила поскорее выбежать из столовой.
Никогда ранее не замечалось за ней такой рассеянности: то подливой на скатерть капнет, то приборы перепутает.
Мужчины за беседой внимания на прислугу не обращали, а вот жена писателя, казалось, признала девушку. Замерла на миг, глаза распахнувши, и больше головы не поднимала. Сидела, в тарелку уткнувшись да вилкой для вида ковыряясь.
Лиза ждала конца ужина, словно на разогретом стуле сидячи.
– А пройдемте в мой кабинет, – предложил Павел Андреевич. – Аксинья! Будь добра подать кофе! У меня припрятан коньячок по такому случаю чудесной выдержки. Кавказский! А?
– Предпочитаю французский, – крякнул Барышев и нехотя поднялся.
– Мне нездоровится, – тихо сказала его жена. – Мы можем поехать домой?
Писатель закатил глаза.
– Бабы, – пробубнил он. – Моя супруга действительно нездорова. Прошу простить.
– Аксинья! Не надо кофе. Я провожу вас до экипажа, Петр Сергеевич. Папироску, папироску-то раскурим напоследок? Ах, до чего же жалко…
Когда гости уехали, Павел Андреевич еще долго не мог унять возбуждения. Метался по комнате, рисуя в фантазиях картины своей будущей выгоды от удачного знакомства.
– Заручиться покровительством Барышева – и можно двери издательства ногой открывать! Вот тогда-то заживем! – говорил он, пригубив коньяку. – Нет, насколько же разумный человек, этот Петр Сергеевич. Как мыслит он в литературе! Старую школу сразу видно, молодняку неровня.
Лиза улыбалась. Радость мужа грела душу, но в голове намертво засели мысли о поведении прислуги.
– Ложись без меня, родная, – сказал Павел Андреевич. – Я сегодня поработаю у себя. Вдохновенье, знаешь ли, нельзя упускать!
Дождавшись, когда супруг уйдет в кабинет, Лиза отправилась на кухню. Раньше прислуга спала здесь же, в тесной каморке по соседству с водосточными трубами. Но жена поэта настояла, и домработнице выделили комнатушку у чердака, сухую, чистую и даже с кроватью.
Аксинья рыдала бесшумно, глотала звуки вместе со слезами. Она не заметила Лизу, склонившись над бадьей, и, когда тонкие пальцы коснулись мелко подрагивающего плеча, чуть не вывернула грязную посуду на пол.
– Напугали вы меня, барыня!
Елизавета Васильевна всмотрелась в заплаканное лицо.
– Какое горе с вами приключилось, милая?
Аксинья не ответила, потупила взор.
– Сегодня мне показалось, что вы признали наших гостей.
– Как не признать, – всхлипнула прислуга. – Много годов тому я работала у господ Барышевых.
– Вот