след девочек терялся.
– Она была такой умничкой, – сквозь слёзы твердила мама, – такой перспективной, усидчивой.
Отец на это качал головой и говорил:
– Она просто была нашей дочерью…
Помимо отца с матерью там, на воле, у Лины осталась младшая сестра. Она не была такой же умничкой, перспективной и усидчивой, отчего нередко видела в глазах матери сожаление о том, что пропала именно Лина.
Никто в их семье не говорил «умерла», несмотря на прошествие стольких лет с выпускного. Было слишком трудно признать, что родная плоть и кровь гниёт где-то в земле. Что должное стать продолжением, закончилось раньше тебя самого. Будто все годы, проведённые вместе, были лишь ради мучительных воспоминаний. Ради зверской боли от масштабов утраты.
Родителей Маши наличие других детей не связывало. Их семья не выдержала удара и вскоре распалась. Мать нашла себе нового мужа и через четыре года родила повторно. А отец так и не смог оклематься и с головой ушел в работу.
Лина вязала. Успокаивала нервы, коротала время ожидания – томительного, тяжкого. Вязать она научилась здесь – по книжкам, так же как и шить, плести фенечки и корзины, вышивать. Именно этим должно заниматься приличной девушке. Так говорил хозяин. Результаты её трудов он забирал, оставлял только то, что было сделано для личного пользования.
За дверью послышался шорох. Лина тут же отложила вязание и подскочила ко входу.
«Один, – мысленно считала она, слушая повороты в замочных скважинах. – Два, – её сердце притихло, чтобы не глушить заветные звуки. Глаза увлажнили слёзы радости. Хозяин наконец-то вспомнил о ней! Главное, чтобы теперь не передумал. Так бывало не раз. Он начинал открывать замки, но что-то заставляло его развернуться и уйти, так и не заглянув к Лине. А она оставалась сидеть в полном недоумении и долго не отводила взгляд от тяжелой двери, отделявшей от жизни. Теперь Лина всегда считала щелчки открывающихся замков. Ещё четыре поворота ключа в другой скважине, и Лина чуть слышно пролепетала: – Три, – потом снова повороты. – Четыре, – и наконец: – Пять». Дверь открылась. На пороге стоял хозяин в свободных джинсах и футболке навыпуск. Замаран в грязи, неопрятен. Он спокойно зашел, не говоря ни слова, закрыл дверь и уселся на стул. Закинул ногу на ногу и прикурил сигарету. Выпустил первый клуб дыма и только тогда заговорил. Будто не замечал, что Лина еле сдерживалась, чтоб не свалить его в объятиях.
– Как я замучился с этой картошкой, – сказал хозяин и потёр затёкшую шею. – Весь огород перекопал. Собрал пять мешков.
Так Лина поняла, что сейчас осень.
Он продолжал нудно рассказывать о трудовых буднях. Казалось, ему нет дела до вопроса долгой разлуки. Но Лина боялась говорить по этому поводу – хозяин терпеть не мог, когда его перебивали или заводили беседы о слюнявой ерунде.
Он затушил сигарету и откинулся на спинку стула.
– Ну иди сюда. Чего сидишь? – вяло ухмыльнулся. – Я же знаю, что тебе нужно. Все