на улицу без средств и прописки – и сие стало суровой подоплекой бескомпромиссного Веркиного цинизма по отношению ко всему миру.
И вот вам результат: после всего ей пришлось выйти замуж за подвернувшегося на Курском вокзале «джуду».
Она, картинно делающая умильную рожу и сюсюкающая со своим волнистым попугайчиком, как с наперсником, сразу же, при вселении Петра после его размена с первой супругой в одну из трех комнат этой коммунальной квартиры, дабы не быть превратно понятой, сразу поставила точку над «и»: «Вся остальная живность – только через мой труп».
Воистину, в этой коммуналке Тяпе ничего не светило. Да она в нее и не лезла, ненавязчиво ютясь на коврике у двери той, кого выбрала себе в хозяйки.
Женщины подъезда с энтузиазмом опекали хвостатую новоселицу. В тот памятный 1991-ый год обрадованный долгожданными событиями в Союзе Запад поощрял перемены гуманитарной продуктовой помощью, которая активно раздавалась малоимущим слоям населения: пенсионерам, инвалидам, учителям и врачам. Не были обижены и «имущие» – им доставалась отборная часть «гуманитарки».
Через ближайшую немецкую школу население Рогожской заставы регулярно получало посылки из Германии – благодарность за ликвидацию Берлинской стены. Сосед Толя тоже получал персональные посылки, испещренные непонятными волнистыми значками, – от какой-то миссионерской организации. Неизбалованные культом потребления, люди млели от яркого оформления продуктов – но, если им позволяли доходы, на всякий случай, избавлялись от непривычной пищи, поскольку в бульварной прессе появились провокационные предостережения о низком качестве капиталистической продукции. Поэтому Тяпа жила, купаясь в гастрономической роскоши.
Каждый день она сопровождала Вику в ее хозяйственных походах с полугодовалым сынишкой по магазинам, в основном в поисках молочных продуктов, которые в тот знаменательный год почему-то исчезли с прилавков.
Вика посетила парикмахерскую, но и с короткой стрижкой оказалась вполне узнаваемой «хозяйкой» собаки. «Откуда вы взяли, что она – моя?» – как-то поинтересовалась Вика, но ей в ответ пожали плечами и ответили: «Просто… так… отсвечивает».
Тяпа быстро запомнила жителей подъезда и незнакомцев стала встречать усиленным лаем, что несомненно отпугивало посторонних. С тем все и устаканилось.
Потом Тяпа исчезла. Воскресным утром Петр, стоя у окна на кухне, выходящего на безлюдный Ковров переулок, вдруг душещипательно процитировал:
Утром в ржаном закуте,
Где златятся рогожи в ряд,
Семерых ощенила сука,
Рыжих семерых щенят.
Петя зачем-то расхлебанил все окно. Вика, ёжась от холода, присмотрелась и заметила в снегу какое-то шевеление. Она позвала в форточку:
– Тяпа!
Из-под белоснежного горба запрошенной раскладушки высунулся кудлатый грязно-белый бубон с двумя черными бусинками и тут же скрылся