венчающуюся пятью листочками клевера-трилистника. Он надел цепочку девочке на шею, чуть улыбнувшись.
– Папа, это же твой амулет? Почему ты мне его отдаешь? – подняла бровь девочка, сжав в ладони корону.
– Он твой, – коротко ответил Генрих, прищурив глаза, – он должен принадлежать только тебе. Не потеряй его. Пусть эта корона напоминает о том, что ты носишь фамилию Принарри, что ты – моя дочь. Как бы тебя не звали, кто бы тебя ни окликал другим именем. Помни о том, кто ты есть.
– Спасибо, папочка, – обняла девочка отца, прижавшись своей щечкой в чисто выбритому лицу мужчины.
– Спокойной ночи, девочка моя, – ответил Генрих и оставил покои дочери.
– Спокойной ночи, папа, – пробормотала Миранда, закрывая глаза. Она все еще удерживала в ладони кулон, чувствуя приятный холодок, исходящий от металла.
Глава 4
Днем, когда тучи рассеялись, уступив место солнцу, почетный эскорт выдвинулся из Лаэрго в Эмпилоу. Он состоял из Миранды Принарри, Саломеи Идис и кучера Сабара. Кучер был потомственным винансенцем, крепкого телосложения, жгучий брюнет, довольно хорош собой, если бы не длиннаячерная борода, которая пугала маленькую девочку по началу. Но добрые светлые глаза Сабара разрушали первое негативное впечатление. Поэтому уже очень скоро Миранда привыкла к кучеру и не очень его боялась.
Хотя кучер и гувернантка были не слишком серьезной охраной для маленькой герцогини Принарри. Похоже, Генрих и Эйлин полагали, что за двое суток пути ничего не случится, никакие дикие звери не нападут на карету, никакие разбойники не выследят дочь герцога Принарри. Странность эта объяснялась просто. Карета герцога была замаскирована под почтовую, костюм кучера был сшит по подобию почтовой форменной одежды. Небольшой багаж девочки и гувернантки помещался вовнутрь, снаружи не были закреплены ни сундуки, ни коробки. Необходимые деньги на дорожные расходы были хорошо спрятаны Саломеей. Из челяди, которых в доме было достаточно много, вышли проводить в путь лишь Стилан да повар Хадор. Все дело в том, что выезжала девочка с заднего двора, чтобы не привлекать внимание других слуг, вероятней всего служащим не только герцогу Принарри, но и Императору.
Эйлин, как мать, не могла не уделить дочери время утром. Она с большим усердием помогала девочке одеться в походный костюм, даже собственноручно заплела длинные золотистые волосы дочери, избавив Саманту от этой необходимости. Возможно, материнский инстинкт взял верх над эгоизмом, или какое-то нехорошее предчувствие посетило ее. Или же просто в очередной раз Эйлин хотела напоказ выставить свои материнские умения, чтобы близкие и окружающие ее люди не заподозрили неладное.
– А тетушка моя красивая? – спросила Миранда, сидя смирно, когда Эйлин ей расчесывала волосы костяным гребнем.
– Я давно ее не видела, Мирра, – ответила Эйлин, расчесывая волосы медленней, словно задумываясь над вопросом, – возможно, она немного изменилась. Но в последний раз, когда мы виделись, она была довольно привлекательна. Ты сразу ее узнаешь, как только увидишь.
– А