поступил в привилегированный конногвардейский полк, причем в это время его командиром был барон В. Б. Фредерикс, ставший с 1897 г. министром императорского двора и уделов. Во время службы, по его собственному более позднему признанию, он прожигал свою жизнь традиционными для блестящей петербургской молодежи способами. В конногвардейском полку В. Г. Чертков получил прозвище le beau Dima, т. е. блестящий Дима. Корнет Чертков в 1881 г. должен был войти в состав делегации, целью которой было оповещение ряда европейских дворов о восшествии на престол императора Александра III, и только случайность помешала ему участвовать в этой миссии, которую возглавлял родной дядя В. Г. Черткова, гр. П. А. Шувалов.
Очень яркий и в то же время характерный эпизод молодости Черткова приводит в своих воспоминаниях В. Ф. Булгаков, указывая, что молодой Чертков принадлежал к тому очень узкому кругу петербургской знати, который приглашался на так называемые «малые» балы в Аничков дворец, тот самый дворец, о котором с иронией Пушкин писал, что был назначен камер-юнкером только для того, чтобы его супруга Наталья Николаевна могла здесь танцевать. Однажды на таком балу его пригласила на вальс сама императрица Мария Федоровна, которая воспользовалась «особым правом дам, принадлежащих к императорской фамилии, – первыми приглашать кавалеров. Но Чертков отказался, т. к. не умел танцевать вальс, чем вызвал сенсацию в зале: le beau Dima отказался танцевать с императрицей!»[33].
Этот поступок своей экстравагантностью настолько напоминает некоторые шутки главного героя романа «Бесы» Ставрогина, что поневоле задумываешься о возможных биографических параллелях. И в первую очередь речь идет о красоте, – безусловно, Чертков был одним из самых красивых мужчин России того времени, но его красота, особенно на фотографиях позднего времени, носит какой-то масочный, медиумический характер, который, как мы помним, отмечает в своем герое и Достоевский и на который обращает внимание С. Н. Булгаков в своем очерке «Русская трагедия»[34]. Здесь речь может идти о своеобразном «мучительном параличе личности», который, как мне представляется, был одной из черт В. Черткова. Конечно, это сопоставление возможно только в определенных рамках. Если тем не менее оно допустимо и не лишено оснований, остается только в очередной раз поразиться пророческому дару русского писателя, вплоть до самых бытовых подробностей: в романе «Бесы» Ставрогин является сыном генеральши Ставрогиной и носит прозвище «Принц Гарри».
Некоторые авторы особо подчеркивают то обстоятельство, что высокое происхождение Черткова и его связи импонировали Толстому и могли играть определенную роль в их дружбе. Эта гипотеза находит свое подтверждение в дневнике М. С. Сухотина (запись от 6 августа 1906 г.): «Тут теперь гостит В. Г. Чертков, приехавший на побывку из Англии. Это любимый ученик Л[ьва] Н[иколаевича], Иоанн в некотором роде, и я понимаю, что он может быть ближе других сердцу учителя. Уже одно то, что они оба хорошей крови, bien nes