его в кинобудке. Тогда ему пришлось открыть дверь от страшного грохота. А как он напугался, когда увидел людей в форме! И сразу первая мысль: кто мог его сдать? Но милиционеры даже не обратили внимание на то, что в будке посторонние, хотя это строжайше запрещено инструкцией. Они просто велели ему немедленно остановить сеанс. А когда Марк спросил, что случилось, ответ настолько поразил его, что всё остальное он помнил как в тумане.
– Кирова убили.
Марк ещё хотел спросить какого Кирова, но запнулся и только почувствовал, как кровь приливает к голове. Чувство было такое, что вот-вот начнётся война. Да и как можно чувствовать себя иначе, шутка ли, партийный руководитель северной столицы, любимец товарища Сталина, и убит. Как такое могло произойти? Какие злобные мысли должны были быть у врагов в головах, чтобы так ненавидеть советскую власть! Марк чувствовал желание голыми руками рвать на части всех, кто мог быть причастен к убийству. Остановив сеанс и включив свет, он смотрел на людей, сидящих внизу. Сначала были обычные выкрики грозивших натянуть ему глаз на жопу, если он немедленно не продолжит сеанс, но когда в зал вошли милиционеры, зрители притихли. А после того, как им объявили причину, зал зашумел, заговорил, тут же нашлись активисты и предложили прямо на месте провести спонтанный митинг. Но милиционер сказал им просто, не поднимая голоса, прямо сквозь висящие длинные прокуренные усы:
– Такое вот дело, товарищи. Погиб Сергей Мироныч, коммунист, верный соратник товарища Сталина. Светлая ему память. А митинг спонтанный не нужно, идите, товарищи, по домам, а мы зал закроем и пойдём ещё людей оповещать. А завтра уже из райкома вам скажут, какой нужен митинг. Чтоб ошибки какой не вышло. Идите, товарищи.
И люди поняли его, ведь он не кричал на них, он говорил с каждым, словно тот был ему братом или сестрой. Он говорил, а они понимали, что ему хочется плакать, а он не имеет права, потому как на службе. И все стали выходить. Но нашлась одна, не выдержала, закричала, подбежав к милиционеру, и глядя ему прямо в глаза:
– Да что ж это делается! Как убили? Нет! Не верю! Я ж его только пять дней назад живым видела! Нет! Нет! Нет.
И обмякла. Не будь милиционера, так и упала бы. Вовремя он её подхватил, и стояли они в обнимку, вместе переживая горе. Она залила ему слезами весь его мундир, а он стоял, не смея шелохнуться, и только гладил её волосы. Ну как можно было не заплакать, глядя на такое? И тут же бабы подхватили, и завыли, и запричитали. И сразу стало шумно в зале, и ещё несколько минут никто не думал расходиться, словно ожидая какого-то продолжения, но Марк дал продолжительный звонок, а потом ещё один. Он помнил, как гудели все заводские гудки, когда умер Ленин, как всё вокруг наполнялось одним большим и сильным свистом паровозов и заводских гудков. И он салютовал верному ленинцу-сталинцу, он, первый. Рука на звонке дрожала. Люди замерли, оглушённые звонком, а потом кто-то крикнул:
– А ну айда все к Смольному!
И толпа хлынула на выход, толкаясь и торопясь, как будто без них