распиливают на куски мои собственные родители…
Дальше они вырезали ключицу, заменив своими страшными имплантатами. И тут они перестали делать это синхронно. Мама принялась делать надрез у меня на щеке, а папа сказал строго:
– Мы договорились не делать этого.
– Почему?
– Мы ведь не уверены, сможем ли все сделать правильно. Пускай мы все сделаем по стандарту, но она будет жить и нести волю Лаан.
– Хорошо, – и мой порез был обработан антисептическим раствором. Затем страшная операция продолжилась.
Когда мне начинали разрезать грудь, и вынимать не только кости, но и что-то склизкое и мерзкое, у меня перед глазами помутнело. Возникло чувство непреодолимой тошноты, я закатила глаза и потеряла на какой-то миг сознание.
Очнулась уже тогда, когда разрезались мои ноги. А на туловище смотреть было страшно. Вместо нескольких ребер торчали металлические куски, а под ними был установлен какой-то прибор, и в небольшом окошке виднелось, что это устройство заполнено ярко-оранжевой жидкостью, такой же, что и трубки в предплечье. Бедренная кость, как и плечевая практически оказалась нетронутой, лишь опутанной проводами, однако малоберцовую кость отпилили от большеберцовой и приделали резервуар со знакомой жидкостью. Вместо нее вставили знакомую трубку со знакомой жидкостью.
Сволочи…да…как…вы посмели…
Я же ваша дочь…
А не инструмент…
Когда они закончили менять кости на металлические трубки, то принялись соединять их между собой проводами, металлическими кусками, полыми мягкими трубками. А затем меня начали зашивать и прикручивать имплантаты.
Периодически я чувствовала тошноту, боль, отчаянье и злобу. Казалось, вся эта операция длится вечность…
– И последний этап, – сказали хором отец и мать. Они взяли две прозрачные линзы и вставили мне их в глаза. Это было очень неприятно. Затем они взяли в руки две маленькие скляночки с оранжевой жидкостью и принялись капать мне прямо в глаза. Начало все щипать, и острая боль пронизала все тело.
Я заорала, и принялась барахтаться, прося остановить этот. Но это все не прекращалось. Перед глазами что-то прыгало, возникали какие-то расплывчатые непонятные образы в виде пляшущего огня. Казалось, что я вся горю изнутри, что этот огонь хочет вырваться наружу.
И тут наступило облегчение. Я с трудом раскрыла больные глаза и уставилась…на себя. Точнее на большое зеркало, полускрытое в темноте, едва освещаемое лампами со столами. Рядом со мной стояли две темные фигуры. Но самое страшное было – это я. В полумраке я видела свою покрасневшую кожу, в которую были вмонтированы железки. А глаза светились в темноте необычно ярко. Теперь они не были карими. Они стали ядовитого оранжевого цвета.
Мне казалось, что я сейчас упаду. Я чувствовала дурноту, тошноту, и сердце бешено прыгало. Оперлась о раму зеркала, чтобы не упасть.
– Теперь ты не просто Рина. Ты – Исполняющая волю своего Темного Покровителя Лаан, темный