брючки, а на ногах темно-коричневые полуботинки. Я ему, думаю, и конфету не продала бы… но вот, понимаете, Варфоломей Владимирович, как он со мной заговорил, то я почему-то к нему доверием прониклась, антипатию, как говорится, рукой сняло, вежливо говорил, и поздоровался добродушно, и дня доброго пожелал, и попрощался, и без толики фальшивости, непринужденно! Вот! Думаю, может, я просто поторопилась с выводами-то? Что ж… я и сама не без греха! Волосы, вот, у него были нестриженные, за уши зачесанные, под черной этой ермолкой, которая на честном слове держалась, вот, в общем, и все…
Ламасов покачал головой:
– Ну, так не пойдет. Имя не назвал… что конкретно говорил?
– Нет, не называл. Я ему и литровку-то продала, потому что он мне заявил – это вот, мол, Ефремову на поминки Тараса.
– Вспомни… умоляю, вспомни, Ульяночка, светоч ты мой благодатный в беспросветной ночи, с акцентом он говорил?
– А как тут понять? По-русски говорил… никакого акцента.
– Нет, Ульяночка, ты себя не убеждай, ты лучше припомни, может, он шепелявил, картавил, в нос говорил или что?
– Слушайте, Варфоломей Владимирович, у нас тут, – Ульяна себя красноречиво, звучно по шее указательным пальцем щелкнула, – у нас тут публика такая, да простит господи, у нас покупатели все шепелявят, заикаются, хрипят от пьянства!
– Да, пожалуй.
– Но вот у мальчика, который Ефремову бутылку брал, у него речь хорошая, вежливо он говорил со мной, как джентльмен…
– Бог с тобой, Ульяна.
– Ну как, сдала я экзамен, товарищ профессор?
– …ты фрукта опиши – физиономию, до волоска подробно, разглядывала ж, небось, личико-то миловидное, юношеское?
– Лицо худое, без жирного блеска, без воспалений всяких, кожа чистая, бледно-белая, лет ему пятнадцать-шестнадцать, глаза карие, кажется… светло-карие глаза и волосы русые.
– Ну, ты не портфолио для журнала мод составляешь, не на том внимание акцентируешь, Ульяночка, скажи-ка лучше, что необычное было во внешности… может быть, татуировка, травмы какие лица, переносица сломана, косоглазие, хромота, родимые пятна какие или одного-двух зубов недостает, если что глаз твой заприметил, мне любая деталь – как собаке кость!
– Нет, не припоминаю, простецкий парень оказался, ничего запоминающегося, таких пруд пруди у нас на районе.
– А ты не поинтересовалась, откуда он Ефремова знает?
– Куда уж там – у меня тут в обеденное время поток клиентуры. Пьющий у нас народ, Варфоломей Владимирович, безбожно пьющий. Это уже отдельная армия какая-то – все в алкоголики идут. Скоро аж по красной площади маршировать будут.
– В обеденное время, говоришь? Это в котором часу?
– Ну, между часом и двумя.
– Интересно. Значит, простецкий парень…
– Я так и сказала.
– И не показался он тебе возбужденным, нервным?
– А я что – ниже прилавка не заглядывала.
– Эрекция, Ульяна, не единственный критерий.
– Вы меня не смущайте.
– Ладно,