ракушек с единственной жемчужинкой в центре. Даже для собственных похорон она выглядела слишком легкомысленно.
Кейти дотронулась до руки Миа – она оказалась холодной и будто бы налитой свинцом. Кейти медленно повела пальцами к локтевой ямке с перекрестьем тонких синих вен, уже не доставлявших по телу кровь, затем по краешку бицепса, по плечу и гладкой коже у основания шеи. Легонько погладив шрамик на виске Миа – крохотный серебристый полумесяц, Кейти прикоснулась к ее щеке. Она знала, что в результате удара задняя часть черепа Миа оказалась расколотой, однако никаких других повреждений на теле видно не было. Кейти почувствовала разочарование: все это время она надеялась, что нечто ускользнувшее от посторонних глаз укажет на то, что смерть Миа имела причину более вескую, чем самоубийство.
Аккуратно высвободив блузку, Кейти поправила на Миа шорты так, чтобы они сидели на бедрах. Потом прильнула к ее уху. От кожи сестры исходил чужой запах: смесь антисептика с бальзамирующим составом.
– Прости. Прости меня, – закрыв глаза, прошептала она.
– Кейти? – Эд слегка сжал ее руку, возвращая ее мыслями к процедуре похорон. – Сейчас – ты.
Взяв ее под локоть, он помог ей подняться. Она почти не чувствовала под собой ног, выходя из-за скамьи и точно привидение направляясь к аналою. Сунув салфетку в карман, достала из другого кармана прямоугольную карточку с несколькими подготовленными фразами.
Кейти подняла взгляд. Церковь была заполнена. Сзади люди стояли в три ряда. Она увидела прежних соседей, школьных друзей Миа. Проделав неблизкий путь из Лондона, приехали подруги Кейти. Было много и тех, кого она не знала. Тихонько подрагивая плечами, всхлипывала какая-то девушка в черной шерстяной шапочке. Худой молодой человек в третьем ряду, высморкавшись, спрятал скомканный желтый носовой платок. Она знала, что обстоятельства смерти Миа ни у кого не укладывались в голове, но у нее не было ответов на их вопросы. Да и откуда им взяться, если она и сама не знала, чему верить?
Держась за кафедру, она дважды откашлялась и начала:
– В то время как кончина Миа окрашена серым цветом, ее жизнь представляла собой все цвета радуги. Как сестра Миа была для меня блистательным индиго, неизменно заставляющим всякий раз взглянуть на мир новыми глазами и увидеть его многочисленные оттенки. A еще она сияла насыщенным фиолетом: у нее все исходило от сердца, и это делало ее страстной, отчаянной и непокорной. Как друг она сверкала интенсивным оранжевым – пылкая и отважная, искательница приключений. Как дочь… Думаю, наша мама… – Она запнулась на последнем слове. Закрыв глаза, попыталась проглотить подкативший к горлу ком.
Открыв глаза, она увидела Эда, который кивал ей, стараясь как-то подбодрить. Сделав глубокий вдох, она вновь начала неоконченное предложение:
– Думаю, наша мама сказала бы, что Миа в ее глазах светилась красным, как сама любовь, поскольку она наполняла ее счастьем и теплом. И еще она переливалась морской зеленью океана, возле