Ни я, ни она ничего не ведали о злополучном заморском фрукте и о том, как его надо чистить и есть.
В наше время, когда магазины завалены мандаринами, а дети едят их не только в большие праздники, эта история кажется невероятной. Но это было именно так, как я описываю.
Всю зиму в тот год мы прожили с коптилкой, потом наступили светлые дни весны. Из Ленинграда вернулась бабушка Надя. Она с осени гостила у своего брата Ивана Феофановича и его сыновей Сергея и Кирилла. У брата умерла жена, заболев ещё в эвакуации. Мужчины очень тяжело переносили утрату любимого родного человека. В быту они были беспомощны. Бабушка поехала к ним, чтобы как-то помочь им пережить сиротство.
Фрицы идут!
А сиротство вокруг было страшное! У многих в семье были потери кормильца, а некоторые дети вообще остались без родителей. Опять вспомнился драматичный случай. Мне было тогда лет пять, когда соседские дети постарше затеяли злую игру. Часто по улице Социалистической мимо нашего дома водили строем на прогулку детей из детдома. Однажды, завидев издалека нестройную колонну сирот, девочек и мальчиков, остриженных «налысо», кто-то у нас во дворе предложил подшутить над ними – из фантиков и земли навертеть подобие конфет и положить на их пути…
Когда колонна сирот поравнялась с нашим домом, строй нарушился. Дети бросились поднимать «конфеты», а развернув их, многие начали плакать. До сих пор помню, как дрогнуло у меня сердце от сострадания к ним и жгучего стыда за наше детское жестокое вероломство. Одна из сопровождавших детей воспитателей со слезами крикнула нам: «Вот ведь какие вы фрицы! Сирот не пожалели!»
Так я впервые услышала это слово – фрицы. Надо сказать, что в первые годы после войны фашистов в народе именно так называли. Помню, однажды мы, дети, играли в детском саду в группе. Вдруг один из мальчиков, стоявших у окна, громко закричал: «Фрицы идут!» Мы все бросились к окну и увидели унылую картину: шла колонна военнопленных, одетых в старые потрепанные шинели. Вид у «фрицев» был унылый и обречённый. От них веяло страшной бедой так сильно, что даже дети это почувствовали.
На окраине Череповца в те годы выросло немецкое кладбище, куда хоронили умерших от ранений и болезней пленных немцев. Все старались обходить его стороной. А рядом одновременно с немецким, росло и кладбище наших солдат, также умерших от ран в многочисленных госпиталях Череповца. Смерть была близка к нам с детства…
Болезни
Самое страшное воспоминание из младенческих лет было самым смутным. Видимо, я была ещё очень мала. Помню, что меня поместили в чужом доме в отдельную комнату одну. Только изредка ко мне заглядывала незнакомая женщина в белом халате. Как я потом узнала, это был изолятор в детской больнице. Я без конца тихо плакала. Тоска по матери и родному дому, непонимание своего положения в чужом и явно не жилом месте – всё это легло непосильной ношей на детское сердце. Я изнемогала от обрушившегося на меня одиночества,