и на дальнем потомстве. К тому же Римма всю свою жизнь провела в захолустье, где у ее отца есть огромное имение и где девочка до тринадцати лет росла на свободе, не слушаясь гувернанток, приставленных к ней, лишенная нежной заботы матери, умершей очень рано. Римма – единственная дочь и любимица отца, который, кстати сказать, постоянно занят делами по имению и не может строго следить за воспитанием Риммы… Понимаете теперь, почему она такая необузданная и буйная? И, разумеется, не осу́дите ее!
– О, разумеется! – горячо воскликнула я. – И мне теперь еще тяжелее, что я невольно выдала ее классной даме.
– Это пустое, – утешила меня моя милая собеседница. – Римма, к сожалению, смеется надо всем этим, и наказание для нее не имеет ровно никакого значения. Вот только как взглянут на ваш невольный проступок остальные девочки? У нас выдача кого-либо из подруг, хотя бы и нечаянно, считается большой виной. Нарушать правило товарищества – у нас позор. Я боюсь, что девочки не поймут вас и…
– Но их можно уверить, что все это произошло не по моей вине, – произнесла я робко. – И потом, моя соседка, которую подруги называют Феей, должна помочь в этом деле. Она, кажется, пользуется таким влиянием в классе, – припомнив прелестную девочку с тонким личиком, проговорила я.
– Вы говорите о Дине Колынцевой? – живо переспросила Мурка. – Не полагайтесь на Дину… Она – очень порядочная, честная девочка, но слишком уж холодная, какая-то слишком особенная, точно настоящая фея. Держит себя в стороне, только и занята, что сама собой. Учится она великолепно и считается первой ученицей класса.
– А вы? – неожиданно сорвалось с моих губ.
Валя взглянула на меня внимательно и кротко, потом сощурила свои лучистые близорукие глаза и проговорила тихо и печально:
– Я не могу дурно учиться. У меня нет отца, он недавно умер, а мама перебивается на небольшую пенсию и дает уроки музыки. Нас семеро детей, и я самая старшая. Я должна хорошо учиться, чтобы, окончив курс, помогать маме содержать семью. Вы понимаете, что я так должна!
Ее милый голосок зазвенел таким убеждением, а лучистые глаза, широко раскрывшись, наполнились таким дивным выражением готовности положить всю жизнь на пользу близких, что я не смогла удержаться, обняла ее за шею и крепко поцеловала в бледную щечку.
– Какая вы милая, Валя! Какая хорошая! – проговорила я, и вся душа моя потянулась навстречу этой чистой, кроткой, прекрасной девочке.
Ах, если бы эта девочка согласилась сблизиться со мной, стать моей подругой, помочь мне переносить мое одиночество в этих холодных, серых стенах! Эта мысль пришла мне в голову внезапно, я с несвойственной мне смелостью высказала ее.
– Милая Валя, хотите подружиться со мной? У меня никогда еще не было настоящей подруги, хоть я и была дружна со всем классом в пансионе мадам Рабе. Согласитесь же быть моим другом. Да? – проговорила я смущенно, ловя взгляд лучистых глаз моей собеседницы.
Валя Мурина чуть-чуть смутилась в свою очередь и, слегка краснея, проговорила,