хорошим господином. Они опустились на колени у одра, отдавая дань уважения отошедшей душе. Ошеломленный Генрих несколько мгновений спустя присоединился к ним. Он не сразу понял, что теперь он не только герцог Нормандии, но и граф Анжу и Мена, владыка четвертой части Франции.
Стоя у завернутого в саван тела отца, которое лежало на смертном одре, Генрих сказал своим людям:
– Граф оставил нас, но я не могу отдать приказ похоронить его, потому что не желаю приносить клятву о лишении себя самого наследства.
– Но оставить тело вашего отца разлагаться на такой жаре будет оскорблением его памяти! – воскликнул смотритель замка, прекрасно понимая, что Генрих, известный непоседа, вскоре уедет, оставив тело лежать здесь, и ему, смотрителю, придется все решать самому.
– Вы должны похоронить его, сир, – заговорили воины. – И должны принести клятву, которую не принесли раньше. Вы не можете оставить его здесь, не предав земле. Он засмердит весь замок.
– Хорошо, – согласился Генрих, чуть не плача от злости. – Я обещаю отдать Анжу и Мен моему брату Жоффруа. Теперь вы довольны? А сейчас мы скачем в Ле-Ман, чтобы все подготовить к погребению отца в монастыре Сен-Жюльен.
Произнеся клятву, он подумал: «Какие бы обеты я ни приносил, я все равно закреплю свои права владения на Анжу и Мен, добьюсь покорности моих вассалов и только после этого буду думать об Англии и короне, которая по праву принадлежит мне. И я женюсь на Алиеноре – с одобрения короля Людовика или без него».
Глава 3
Париж, сентябрь 1151 года
– Людовик, ты должен выслушать меня, – начала вдруг Алиенора, когда они ужинали в ее покоях.
Слуги, подав жареного кролика, хлебные лепешки, фрукты и твердый сыр, оставили их вдвоем трапезничать в мерцании свечей.
Людовик повернул к жене голову со светлыми, коротко стриженными волосами. Он отрезал свои красивые длинные локоны в знак скорби после пожара в Витри. Глаза его светились печалью. Он понимал, что скоро потеряет Алиенору, эту красивую женщину, странным образом покорившую его сердце, но никогда – тело, и с опаской ждал того мгновения, когда она произнесет слова, которые сделают разрыв неизбежным.
– Мы с тобой давно знаем, что существуют серьезные сомнения по поводу законности нашего брака, – осторожно сказала Алиенора.
От исхода этого разговора зависело слишком многое, и королева изо всех сил старалась держать свою прирожденную импульсивность в узде, не позволяя ей погубить все.
Сердце Людовика сжалось. Алиенора так красива в своем украшенном драгоценностями синем платье, ее прекрасные волосы водопадом струятся по плечам. Он не мог поверить, что королева просит его отказаться от нее.
– Сам Папа Евгений благословил и освятил наш союз, когда мы были в Риме, – тихо отозвался король. – Ты разве забыла?
– Как я могу это забыть?
Все существо Алиеноры запротестовало при воспоминании: улыбающийся понтифик взывает к ним, просит отринуть все различия и противоречия, а потом –