мелком с наклоном черканул
Мечтателям полночной тишиною,
И я, дивясь величию, воскликнул:
«О, Господи, я раб блаженный Твой!»
Хоть запятой, хоть сбитою секундой
Меня во Царствии Твоем Ты помяни,
Когда предстану нищим
в день Твой Судный,
Когда умолкнут все мои стихи.
Читаю, проникаясь… Не все понятно… Но как же ощутимо высокое волнение человека, который вдруг нашёл в себе способность «улавливать вселенские начала», чтобы в итоге восторженно склониться перед величием Бога. Зачарованная, читаю стихотворение снова и снова, не сразу улавливаю тонкости ритма и смысла, но чувствую, что присутствует и то, и другое. Смотрю в словаре, что такое плеяда… Оказывается, это – рассеянное скопление звёзд.
И как же великолепны строки, предвещающие появление звёздных рифм:
И мне хватило смелости и сил
Улавливать вселенские начала…
Потрясает высота переживаний души в момент смирения: прежде чем вступить в разговор со Вселенной, замереть от собственной дерзости. Как в своё время замер и Гавриил Державин. А стихотворение Терентия Травника – это и есть проявление того единственного на земле, что может дерзнуть вознестись к Нему, к Богу. И этим единственным является свободная мысль человека.
«Писал стихом», – сообщает поэт. И я вздыхаю: ещё не так давно стихом называли всего лишь одну стихотворную строчку, словно подчёркивая значимость каждой из них. Сейчас стихом называют всё стихотворение. Но я буду мыслить по старинке. И называть данное творение Терентия, которое начинается со слов «…я со звездой всю ночь проговорил…», не стихом, а стихами.
И поэт говорил с нею, звездой, именно стихами – на том особенном языке, что на земле доступен, наверное, только поэтам. Ведь истинная поэзия – это не что иное, как перевод с Божественного языка на человеческий. Не всякому стихотворцу это подвластно – писать о Несказанном… И вдруг ощутить, что у россыпей звёзд есть свой ритм и свои – плеядные – рифмы.
И это ж надо было придумать такое – метеорный труд! Образ привлекательный, но очень уж необычный. И тут же понимаешь, что, наверное, нет лучшего способа обозначить вечное движение метеоритов – небесных странников. Только они способны мгновенно расчертить небо гениально акцентным росчерком, причём сделать это легко, играючи. Для чего? А может, всего лишь для тех мечтателей, которые по ночам говорят с Небом? И что ещё им, мечтателям, остаётся воскликнуть после диалога с Небесами, кроме этих слов: «О Господи, я раб блаженный Твой!»
Пять строчек, завершающих стихотворение – это молитва! Молитва о радости ощутить себя песчинкой бытия, о блаженстве этой песчинки, что равна секунде или запятой – даже не точке! И уже не страшно, что этой песчинке, секунде или запятой, которая равна земной человеческой жизни, суждено быть сбитой во время полёта, а стихам – умолкнуть. Но как же несказанно блаженство: предстать перед Богом в смиренном осознании своей духовной нищеты,